Не знаю, какие еще мысли пришли бы мне в голову, если бы в следующий миг газета не вспыхнула ярким и голубым, не обычным для бумаги пламенем. Сразу вся. К счастью, пальцы мои приучены к высоким температурам, так что удалось, шипя сквозь зубы и невнятно чертыхаясь, дотащить ее до ванной; иначе пришлось бы платить за безнадежно испорченный ковер. Я пустил душ, с пальцами же проделал известные действия, предохраняющие от развития ожога. Событие это меня почему-то не удивило: видимо, подсознательно я ждал чего-то в этом духе – свидетельства о том, что мой приезд не прошел незамеченным. Предупреждения, вот чего я ждал – и дождался: для серьезного покушения это было слишком наивно. Даже смешно.
Однако вместо того, чтобы посмеяться над чьей-то детской демонстрацией, я неожиданно для самого себя зевнул; с возрастом отвык спать в поездах, ничего не поделаешь. Сейчас недурственно было бы отдохнуть. Но сперва следует позвонить. То-то удивится некто, услыхав мой голос. Тут все, кому положено, наверное, давно решили, что меня и на свете нет – во всяком случае, в активной жизни. Однако же жив курилка, жив, жив, не умер…
Ухмыляясь при этой мысли, я набрал номер. И уперся в автоответчик. Прослушал вежливое предложение высказать все, что у меня на душе. Этим пренебрег. Шутки с ответчиком давно известны: цифровая схема работает, а хозяин сидит, покуривая, впитывает информацию, чтобы успеть как следует приготовиться к личной встрече, и думает при этом: дурак ты, дурак – в твой, разумеется, адрес. Так что я ограничился тем, что назвал номер и присовокупил, что старый-престарый дружок ожидает звонка поздним вечером.
Потом я долго сидел и чесал в затылке. Полагают, что это действие помогает работе мысли. Ее ясности. Ясности мне сейчас не хватало. Потому что, с одной стороны, мне нельзя было, по всем правилам, делать того, что, с другой стороны, сделать очень хотелось. В конце концов я убедил себя в том, что я ведь хочу позвонить ей не потому, что мне так уж не терпится ее увидеть и серьезно поговорить на важную (как я полагал) для нас обоих тему; нет, никоим образом не потому. А лишь по той причине, что она должна была увидеться со мною на вокзале (конечно, ни в коем случае не вступая в контакт, просто – увидеть меня и сделать так, чтобы я увидел ее), там ей следовало передать мне кое-какую информацию при помощи давно разработанного кода движений, ничего не значащих для постороннего, но полных смысла для посвященного. Тогда я знал бы, в каком порядке совершать ближайшие действия. Электроника тут не годилась: все доступные нам частоты могли контролироваться чрезмерно любопытными и не очень дружелюбными людьми. Ольга не пришла, и мне совершенно необходимо было выяснить – почему: может быть, с ней беда, а возможно, что-то изменилось в обстановке. Да, я определенно должен позвонить и все выяснить. И никто не вправе будет упрекнуть меня: все иные источники информации откроются для меня только завтра – и то не сразу.
Разумеется, разговор должен быть предельно общим: не знаю, как с ее телефоном, но уж здешний-то, гостиничный, наверняка прослушивается. Ни слова о деле. Убедиться, что она в порядке, и назначить свидание, не называя, конечно же, места встречи его общепринятым именем (улица, номер и прочее), но пользуясь лишь своего рода шифром – криптографией воспоминаний.
Наконец, решившись, я набрал номер. Долго слушал унылые гудки. Но никто так и не отозвался.
Оставалось только положить трубку, прилечь на диван и посетовать на еще одну неурядицу – из числа тех, которыми бывает наполнена жизнь моллюсков.
* * *
Наверное, тут надо помочь разобраться в терминологии. Ею пользуюсь только я один, и изобрел ее для собственного удовольствия и употребления. Моллюски – это те, кто оставил российские воды и перекантовался за границу. То есть в свое время поработал ногами. Моллюсков я разделяю на брюхоногих и головоногих, прочая конхиология меня не интересует. Брюхоногие – это те, чьи нижние конечности пришли в движение по приказу брюха. Улитки, которым подумалось, что в жизни надо плыть не против струи – хотя только так можно выйти на редан, – но в струе, и все дело в том, чтобы выбрать уютное тепленькое течение, где корм вкуснее, и стоит он дешевле (относительно заработка), и быт устоялся во всех отношениях по сравнению с вечной российской неразберихой. В отличие от них у головоногих команду ногам подавала голова, которую в России не смогли приставить к делу, загрузить и, конечно, воздать соответственно. Голова – такой организм: если в ней что-то есть, она не успокоится, пока это «что-то» не пойдет в работу. Говорят, что дурная голова ногам покоя не дает; на деле она не дурная, она просто другая, и от брюха зависит не в первую очередь.
Головоногих я оправдываю, брюхоногих – нет, хотя сам вроде бы уехал именно по житейским причинам; во всяком случае, так принято думать, и я никого не собираюсь разубеждать. Но даже если не знать тех причин моего убытия, которые оглашению не подлежат, – некоторая головоногость в моих действиях двадцатилетней давности все-таки просматривается. Мне приятно так думать.
А вообще-то быть патриотом России куда легче, находясь за ее пределами, чем живя в ней. И если бы…
Но тут ударил в колокола телефон.
– Алло!
– Тал, ты? Привет! Это Изя…
3
Я назначил ему встречу достаточно далеко; мы окопались в небольшом ресторанчике «Восток» – не в центре, но и не на окраине, в самый раз.
За черт знает сколько лет, что мы не виделись, Изя почти не изменился, разве что кудри чуть поредели и на его шее возникла пара морщин. Однако, учитывая возраст, выглядел он прекрасно. Теннис, наверное, диета, разные герба– и другие лайфы, прочее соответственно. Судя по его прикиду, он нашел меня не за тем, чтобы попросить сотню евро взаймы.
Я заказал винный кебаб и тамийю, он – мак-любе и иракские голубцы, на десерт оба взяли пахлаву и кофе. Отправив официанта, я начал наконец разговор.
– Откуда ты узнал, что я здесь? Точнее, что здесь именно я?
– Отвечать вопросом на вопрос – моя привилегия, – сказал Изя Липсис. – Ты же не еврей. Хотя в наше время – кто может знать?
– Никто не может. Итак – каким же образом?
– Очень просто. Приехал по делам. Позвонил Северину. Его не застал, но мне передали, что ты тоже разыскиваешь его. Зачем он тебе? Ты начал продавать компьютеры? Кто твой поставщик?
Северин, давний наш знакомый, возглавлял торговую фирму; но мне он был нужен совсем по другому поводу.
– Я ничего не продаю. Кроме, может быть, родины, но это нелегко: большая конкуренция. Так откуда же ты узнал, кто такой Вебер?
Липсис поджал губы. Потом неожиданно ухмыльнулся:
– Не стану отвечать, поскольку ответ может быть использован против меня. Да ты и сам понимаешь.
Я, естественно, успел понять – и лишь кивнул.
– Ну а чем я могу заменить тебе Северина?
– Не заменить. Но помочь в том, что ему не под силу. Мы с ним уже созвонились. Он не может.
