— Скорее уж половина шестого, — возразила я.
— Я звонил тебе больше часа назад. И учись уворачиваться от ударов.
— Ты позвонил в полпятого, — процедила я, оттолкнув его руку. — Ненавижу это время. Половину пятого утра нужно запретить законом, заменить на что-нибудь более приемлемое — например, десять минут десятого.
Дядя Боб вздохнул и щелкнул резиновым браслетом на запястье. Он объяснял мне, что этот браслет — часть программы, которая позволяет ему справляться с раздражением, но я так и не поняла, как боль может лечить от злости. Впрочем, когда нужно, я всегда рада помочь сердитому родственнику.
— Могу пальнуть из тазера,[4]если тебя это спасет, — шепнула я ему на ухо.
Дядя снова бросил на меня угрюмый взгляд, но ухмыльнулся, и я просияла.
Похоже, криминалист уже закончил осмотр, и нам можно было пройти на место преступления. Я старалась не замечать устремленные на меня со всех сторон неприязненные взгляды. Другие полицейские никогда толком не понимали, как у меня получается так быстро раскрывать преступления, и смотрели в мою сторону с подозрением и опаской. Пожалуй, в этом нет их вины. Хотя постойте. Все-таки есть.
Тут я заметила стоявшего над телом убитого Гаррета Своупса, он же сыщик-зануда. Я закатила глаза так, что едва не упала в обморок. Не то чтобы Гаррет не знал свое дело. Он учился у легендарного Фрэнка М. Ахерна — пожалуй, самого знаменитого детектива, занимавшегося розыском сбежавших должников. Насколько я слышала, благодаря урокам мистера Ахерна Гаррет, если бы захотел, смог бы найти даже Хоффу.[5]
Кроме того, он был хорош собой. Брюнет с короткой стрижкой, широкими плечами, кожей цвета шоколада и дымчато-серыми глазами, взгляд которых покорял любую засмотревшуюся в них девушку.
Слава богу, у меня никогда не хватало на это терпения.
Если бы меня попросили угадать его происхождение, я ответила бы, что он негр лишь наполовину. Более светлый оттенок кожи и серые глаза свидетельствовали о том, что он полукровка. Правда, я не знала, кто он на вторую половину — белый или латиноамериканец. Тем не менее у него была уверенная походка и теплая улыбка, и куда бы он ни шел, все провожали его взглядом. Внешность — явно не та область, которую ему следовало совершенствовать.
Нет, Гаррет был невыносим совсем по другим причинам. Едва я шагнула на свет, как он оглядел синяки на моей челюсти и хмыкнул:
— Свидание вслепую?
Я средним пальцем почесала бровь, одновременно как бы посылая этого нахала куда положено. У меня здорово получается делать несколько дел сразу. А Гаррету хоть бы хны. Он снова ухмыльнулся.
Ладно, он не виноват в том, что ведет себя как придурок. Своупс неплохо ко мне относился, пока дядя Боб в дурном порыве пьяной откровенности не выболтал ему наш маленький секрет. Разумеется, Своупс не поверил ни единому слову. Да и кто бы поверил? Это случилось около месяца назад, и с тех пор наши отношения, ранее вполне дружеские, заметно охладились. Гаррет считал, что по мне плачет психушка. И по дяде Бобу — раз тот верит, что я на самом деле вижу призраки. У некоторых людей напрочь отсутствует воображение.
— Что ты здесь делаешь, Своупс? — раздраженно бросила я. Сказать, что я разозлилась — значит ничего не сказать.
— Подумал, что, возможно, это один из моих должников.
— И как?
— Разве что наркоманы носят костюмы за три штуки и мокасины за полторы.
— Какая жалость. Ведь за мертвого должника гонорар наверняка получить проще.
Гаррет пожал плечами, но возражать не стал.
— Это я попросил его приехать, — пояснил дядя Боб. — Лишняя пара глаз никогда не помешает.
Я изо всех сил старалась не смотреть на тело (призраки я еще терплю, а вот трупы не переношу) — но тут мое внимание привлекло какое-то движение именно в той стороне.
— Что-нибудь заметила? — поинтересовался дядя Боб (хотя он до сих пор считает меня чокнутой), но я так увлеклась разглядыванием призрака, спрятавшегося в мертвеце, что не ответила.
Я осторожно приблизилась к трупу и ткнула его носком ботинка:
— Эй, чувак, ты что там делаешь?
Призрак уставился на меня широко раскрытыми глазами:
— Я не могу пошевелить ногами.
Я фыркнула.
— И руками, и ногами, и глаза открыть тоже не можешь. Ты умер.
— Господи Иисусе, — процедил Гаррет сквозь зубы.
— Послушай, — повернулась я к нему. — Копайся в своей песочнице и не лезь, куда не просят. Comprende?[6]
— Я жив.
Я снова обернулась к трупу:
— Дружок, ты так же мертв, как моя бабушка Лиллиан, а ее давно черви съели, уж поверь мне.
— Нет, я жив. Я не умер. Почему никто не пытается меня спасти?
— Гм. Наверно, потому что ты мертв?
Я услышала, как Гаррет что-то еле слышно пробормотал себе под нос и отошел. Вечно скептики делают из мухи слона.
— Ладно, допустим, я умер. Как же я тогда с вами разговариваю? И почему вы такая блестящая?
— Долгая песня. Поверьте мне, сэр, вы мертвы.
Тут к нам подошел сержант Дуайт. В униформе полицейского управления Альбукерке он выглядел строго и молодцевато.
— Мисс Дэвидсон, вы только что пнули тело?
— Помилуйте, но я же живой!
— Нет.
Сержант Дуайт сурово на меня посмотрел. А я постаралась не рассмеяться.
— Все под контролем, сержант, — заверил его дядя Боб.
Сержант обернулся к нему, и оба полицейских добрую минуту мерили друг друга свирепым взглядом. Наконец Дуайт проговорил:
— Почему на моем месте преступления топчутся ваши родственники?
— Ах, на вашем? — переспросил дядя Боб, и у него на виске забилась жилка.
Я хотела было щелкнуть резинкой на его запястье, но засомневалась, подействует ли.
— Дядя Боб, — позвала я, похлопав его по руке, — пойдем поговорим, хорошо?
Я развернулась и пошла, не дожидаясь дяди, — надеялась, что он последует за мной. Он так и сделал. Мы прошли мимо прожекторов к дереву и встали поодаль, чтобы нас никто не услышал. Я послала сержанту Дубине Дуайту нахальную улыбку. Кажется, он зарычал. Как здорово, что я не стараюсь всем понравиться.
