— Сэр, мой свекор мог назначить вас попечителем всех его поместий и опекуном моего ребенка, пусть! Не говоря уж о том, что считает вас возможным убийцей сына. Но все это никак не дает вам права столь бесцеремонно меня расспрашивать… ни сейчас, ни потом, как бы ни сложилось дело.
— Вероятно, вы правы, — согласился Керкхилл. — Просто я любознателен от природы, так что вы не первая, кто обвиняет меня в бесцеремонности. Умоляю, простите мне эту вольность.
Но ее глаза расширились еще больше, и он решил, что она вообще не станет отвечать. Однако она сказала:
— Сэр, я не привыкла к тому, что передо мной извиняются — если это было извинение. Но не привыкла я также и к подобным вопросам от не знакомых мне людей. Я принимаю извинения лишь затем, чтобы не задерживать вас дольше, потому что, полагаю, вы захотите уехать, как только отобедаете, при том, что я не составлю вам компанию за столом. Мой свекор не может встать с постели, других леди здесь нет, так что будет не очень прилично…
— Боюсь, вынужден снова вас огорчить, — перебил Керкхилл. — Старый Джардин предложил мне провести здесь ночь, и я согласился. Более того, — добавил он, наблюдая за ее реакцией, — мне хотелось бы, чтобы мы отобедали вместе за высоким столом. Мы родственники, в конце концов, и, если старик действительно умирает, очень скоро мне предстоит заботиться о вас и ребенке. Следовательно, нам предоставляется возможность узнать друг друга получше.
— Собираетесь пытать меня вопросами?
— Обещаю — больше никаких вопросов. Можете вообще ничего мне не рассказывать, если хотите, или подвергните расспросам меня — в наказание за излишнее любопытство. Я отвечу на любой вопрос, который вам будет угодно мне задать.
Глаза Фионы внезапно блеснули, и она сказала:
— Хорошо. Так это вы убили Уилла?
— Нет, конечно.
— Почему вас интересует, как долго мы с Уиллом были женаты? Не говоря уж о том, любила ли я его?
— Просто хотел знать. Разве есть другие причины задавать вопрос?
— Дело не в причине, сэр, а в мотивации. Отчего вам захотелось узнать?
— А вы никогда не задаете вопроса просто потому, что вам захотелось узнать ответ?
— Конечно, задаю. Но, как правило, я знаю, почему мне хочется услышать ответ, даже в том случае, если всего-навсего я хочу убедиться, что ответ будет таким, как я думаю. Более того, увиливать от ответа — как вы сейчас — означает, что человек просто желает скрыть причину. А я думаю — у вас есть причина. И еще вы обещали, что ответите на любой мой вопрос!
— Да, обещал, — с сожалением признался Уилл. — Не знаю, какой черт дернул меня дать такое глупое обещание.
— И теперь вы идете на попятный?
— Нет. Если вам так обязательно знать — в этом году я дважды видел Уилла при таких обстоятельствах, которые обычно исключают недавнюю женитьбу.
— То есть вы видели его с другими женщинами?
— Вы тоже говорите без обиняков. Да, так и было.
Как и раньше, Фиона пожала плечами, чтобы показать ему, как мало ее занимает услышанное. Но она опасалась, что ее жест не очень убедил Керкхилла.
— Не стоит торчать здесь, на галерее, как две колонны, — сказал он, касаясь ее плеча. — Кажется, когда мы уходили с кухни, приготовления к обеду шли полным ходом?
— Да, и мужчины скоро соберутся за столом, — сказала Фиона. — Вы, наверное, захотите привести себя в порядок? Я позову мальчика, и он проведет вас:
— Я сам о себе позабочусь, миледи. Но вам придется отобедать со мной.
— Для человека, который тут пока не хозяин, вы слишком легко раздаете указания, — возразила она. — С чего бы мне их исполнять?
— Надеюсь, вас заставит собственное любопытство, — ответил он. — Мне кажется, я составил свое мнение о вас, как и вы обо мне. Я не беру назад обещания ответить на любой ваш вопрос, не стану и вас понуждать говорить о том, о чем вы говорить не хотите.
Она внимательно посмотрела на Керкхилла, стараясь понять, насколько он искренен. Разумеется, ей этого было не понять. Но он спокойно выдержал ее испытующий взгляд.
Наконец, терзаясь сомнением — не совершает ли она серьезную ошибку, — Фиона уступила любопытству, которым, как надеялся Керкхилл, она наделена в избытке.
— Что ж, хорошо. Я отобедаю с вами, — сказала она.
Глава 2
Керкхилл верил предчувствиям, сулившим впереди неприятности, а в данном случае — немалые неприятности, поскольку дело касалось Фионы. Если старый Джардин прав и Уилл действительно мертв, она не так-то легко признает его право управлять Эпплгартом, когда старик умрет.
Судя по тому, что он наблюдал сейчас, леди Фиона выкажет свой норов, особенно в том, что касается ребенка.
Многие годы Керкхилл провел в битвах, несмотря на то, что вот уж восемь лет между Англией и Шотландией официально царило перемирие. Опыт воина внушил ему два главных правила подготовки к сражению: во-первых, следовало разузнать как можно больше о противнике и его окружении, во-вторых, продумать, как выпутаться самому и вывести из-под удара людей, если возникнет такая необходимость.
Он усмехнулся. Подумать только, леди Фиона — его противник!
Она ушла приводить себя в порядок перед обедом, так что у него появилась возможность убедиться, что Джошуа, его слуга, должным образом устроил в конюшне лошадей, да заодно сообщить ему, что им предстоит заночевать в Спедлинс-Тауэре.
Джошуа чистил Цербера, любимого, хоть и немолодого, боевого коня Керкхилла. Как правило, для подобных поездок были другие лошади. Но он не знал, какой прием его ждет, зато был уверен, что старый Джардин не потерпит у себя отряд вооруженных всадников — привечай их, да еще корми. Поэтому он взял с собой только непритязательного Джошуа, который давно служил ему и конюшим, и камердинером, да Цербера, который не знал себе равных.
Джошуа мог бы без труда найти себе другую должность в качестве оруженосца. Однако Керкхилл объявил, что был бы рад, согласись Джошуа прислуживать также и в доме, и тот с легкостью согласился, что такая работа как раз по нему.
Сейчас Джошуа вопросительно смотрел на хозяина, а вороной Цербер, радостно фыркая, обнюхивал руку Керкхилла, надеясь обнаружить угощение.
Керкхилл погладил мягкий нос коня и дал ему яблоко, которое взял из корзинки в холле.
— Вижу, ты и лошади хорошо устроились, Джошуа.
— Да, конюшня что надо, — отозвался слуга. — Берегите руку. Вам ведь не хочется ее лишиться, а наш парень, кажется, не в настроении.
— Ты отлично знаешь, что он не кусал меня с тех пор, как вышел из жеребячьего возраста, — возразил Керкхилл. — Кажется, это ты не в настроении. Что не так?
— Ничего. Но по вашему виду не скажешь, что вы только что как следует пообедали и хотите немедленно отправиться домой. Вероятно, это и объясняет, почему никто не подумал предложить мне кусочек-другой, перекусить… знаете ли.
