Диван. Здесь обосновывались вновь приехавшие. Здесь открывались первые русские рестораны и магазины. Здесь гуляли, пили и воровали. Женились, изменяли и разводились. Помогали соседям, любили и убивали.
Но теперь все это в прошлом. Новое поколение, разобравшееся, что к чему в этой Америке, поспешило переехать в более благополучные районы. Многие открыли свой собственный бизнес и купили дома, так что теперь основную массу жителей Дивана составляли выходцы с Ближнего Востока.
Но русская речь здесь все еще звучала. В основном это были пенсионеры, многие из которых так и не выучили толком английский язык. Такие люди оставались жить на старом месте по собственной воле или по воле выросших и не желающих забирать их в свои огромные новые дома детей.
Алекс жил вдвоем с бабушкой, Анной Николаевной. Именно она, вместе с почившим два года назад дедом, Ароном Моисеевичем, занималась воспитанием Алекса.
Старая квартира на втором этаже трехэтажного дома включала в себя две маленькие спальни и гостиную, забитую древней мебелью и книгами, привезенными тридцать лет назад из Москвы. Тесновато, конечно, но Алекс не привередничал — нынешнее положение вещей его вполне устраивало. Вот когда он надумает жениться, тогда действительно понадобится что-нибудь просторнее. Но, к счастью, до этого еще далеко. Сначала карьера!
Алекс рано понял, что помощи от родителей ждать не приходится, и все силы приложил к учебе, зная, что только так в этой стране можно выкарабкаться наверх. Отец был русским, коренным москвичом, который женился на его матери-еврейке, чтобы уехать из СССР в США. Тогда многие так делали.
Но долго вместе родители не прожили. Разведясь сразу после рождения Саши, отец жил какое-то время отдельно. Подняться в новой стране у него не получилось, и через несколько лет он уехал обратно в Россию. Сначала отец звонил, но со временем поток звонков иссяк, а затем и вовсе прекратился. Алекс пытался связаться с ним, но номер телефона оказался устаревшим — в его старой московской квартире жили другие люди. Свой новый номер отец дать почему-то не озаботился.
Мать Алекса, сколько он помнил, пыталась «устроить личную жизнь», что вообще-то нетипично для еврейской женщины, посвящающей всю свою жизнь детям. Но, к сожалению, мать оказалась тем самым исключением из правил. На сына времени у нее практически не оставалось. Год назад она развелась с третьим мужем, тут же вышла замуж за четвертого и уехала жить с ним в Канаду. Так что самыми близкими людьми для Алекса всегда были дедушка и бабушка. Теперь — только бабушка. Не успел он постучать в дверь, как она мгновенно распахнулась.
Из окна увидела, догадался Алекс.
— Сашенька!
Он поцеловал в сухую щеку маленькую седую старушку с живыми глазами, одетую в домашний халат и теплые тапочки. Обнял.
— Привет, ба.
— А где Вика?
— Не смогла приехать.
— Понятно, — с серьезным видом кивнула Анна Николаевна. — Наверное, какие-то дела важные.
— Бабуль!
— Все, молчу, молчу… Как ты исхудал! Тебя что, там совсем не кормили?
Она по-прежнему считала его своим маленьким внуком, который нуждается в постоянной заботе.
Бросив сумку в коридоре, Алекс прошел на кухню, где витали упоительные запахи домашней еды. На столе, возле тарелки с борщом, лежал свежий черный хлеб, его любимый — «бородинский». Рядом стояла кастрюля с вареной картошкой, посыпанная укропом, а на широкой тарелке, словно солдаты на параде, выстроились свежие огурцы и аккуратно нарезанные помидоры с капельками воды на красных боках. Здесь же была квашеная капуста. На сковороде, на маленьком огне, грелись румяные котлеты. Обычный русский обед.
— Не исхудал, а возмужал! — крикнул он, хватая со сковородки сочную горячую котлету. Но не успел откусить, как за спиной раздался строгий голос бабушки:
— А руки помыл, возмужавший? А ну, в ванну быстро!
— Я тогда уж душ приму.
— Борщ остынет.
— Не остынет!
Быстро помывшись, Алекс натянул на себя чистую футболку и спортивные штаны. Снова прошел на кухню и уселся за приставленный к окну стол с расшатанными ножками и облупившейся белой краской.
Анна Николаевна уселась с другой стороны и, подперев рукой подбородок, с умилением наблюдала, как ее внук уплетает за обе щеки приготовленный обед.
— Закончилась твоя учеба?
— Полностью, — кивнул Алекс. — Я теперь — специальный агент ФБР!
— Ишь ты, агент… И сколько платить тебе будут?
— Нормально, бабуль, на жизнь хватит, — отмахнулся Алекс. — Рассказывай лучше, что тут нового.
— Правильно, лучше я расскажу, а ты не болтай, когда ешь. А нового… Федьку снова в тюрьму посадили.
— Нечего пьяным гонять, — с набитым ртом прокомментировал Саша.
— Нет, — покачала головой Анна Николаевна, — в этот раз за драку. В этом ресторане новом… Забыла название. Тьфу ты, старость не радость. Что еще… Вчера Ева Израилевна заходила, про тебя все расспрашивала.
Саша отложил вилку и со всей серьезностью, на какую был способен, посмотрел на бабушку:
— Бабуль, давай с тобой договоримся. Никому ничего о моей работе не говори. Ты же знаешь, где я теперь работаю.
— Да что ж тут такого? — даже возмутилась бабушка. — Что я, не могу внуком похвастаться?
— Ну, как тебе объяснить? ФБР — это вроде КГБ. — Увидев изменившееся лицо Анны Николаевны, Алекс поспешно добавил: — Я имею в виду, по уровню секретности они похожи.
— Да я и не говорила ей ничего, — испуганно взмахнула руками бабушка. — Что же я, не понимаю?
Они помолчали, думая каждый о своем.
Саша глянул в окно. На противоположной стороне улицы двигалась процессия ортодоксов. Костюмы, пейсы, шляпы. Даже у детей. И все почему-то в очках. При свечах, что ли, они свою Тору читают? Или это у них от кошерной еды зрение портится?
— Саша, а когда служба-то твоя начинается?
— Завтра.
Алекс вернулся к еде и подцепил вилкой сочную квашеную капусту.
— Как завтра? — охнула Анна Николаевна. — А отдохнуть?
— Некогда отдыхать, бабуль, работать надо.
Старушка загрустила. Она рассчитывала подольше побыть с внуком.
Вика этим вечером так и не пришла.
На следующее утро Алекс встал пораньше, чтобы привести себя в порядок перед своим первым рабочим днем в Чикагском отделении ФБР. Быстро позавтракав, надел белую рубашку с галстуком и отутюженный в китайской прачечной синий костюм. Он очень волновался. Как его примут? С кем доведется работать? Что за дело ему доверят?
На пороге Анна Николаевна перекрестила внука:
— С богом, Сашенька. Я за тебя молиться буду.
