* * *
На Арбате торговали всякой всячиной: матрешками с лицами первых лиц СССР… советской военной атрибутикой… балалайками в яркой аляповато-лубочной росписи… валенками… порнографией… газетами… портретами Сталина и Николая II… иконами… "живописью"… самоварами… шапками-ушанками. На Арбате, где пели белогвардейские романсы – "Раздайте патроны, па-а-ручик Га-алицын", наяривали "Кумпарситу" и матерные частушки… где с завыванием читали стихи безвестные поэты… На Арбате он вдруг увидел мужичка, торгующего наградами! Сначала он не поверил своим глазам… он подошел ближе – на груди у мужичка висела обтянутая красным бархатом фанерка. А на ней – медали и ордена: "За боевые заслуги"… "За оборону Сталинграда"… Одессы… Кавказа… "За освобождение Варшавы"… "За взятие Берлина"!.. "За отвагу"! Ниже – ордена в ряд: Ушакова… Александра Невского… Отечественной войны… Красного Знамени!.. Славы!..
И – "Красная Звезда"! Точно такой, какой лежал сейчас у него во внутреннем кармане. Только на том, "продажном", эмаль была темнее от времени.
Он смотрел несколько секунд… не понимая, что происходит… не спит ли он? За спиной кто-то надрывно пел под аккордеон:
Ма-асква златаглавая, звон калакалов…
Ца-арь-пушка державная, разлет сидаков…
– Интересуетесь или желаете приобрести? – прозвучал голос.
– Что? – спросил Гурон, поднимая глаза на продавца.
– Я говорю: желаете купить, господин? Или, может быть, есть что продать?
У продавца были сальные волосы и глаза тоже – сальные.
– А вы покупаете?
…Ка-анфетки-бараночки, словно лебеди саначки…
– Покупаем. И цену даем хорошую… а что у вас, господин?
– За "Звезду" сколько даете?
– В каком, позвольте полюбопытствовать, состоянии? С документами?
– В отличном состоянии, – сказал Гурон чужим голосом. – С документами.
– Э-э… двадцать пять сразу.
– Двадцать пять рублей? – спросил Гурон, вспоминая свою поездку на такси и обед в кооперативном кафе.
– Хе-хе… что ж я – не человек, что ли? Долларов, господин, долларов.
Гурон посмотрел в глаза продавцу… тот улыбнулся… Гурон смотрел в глаза, в глаза! И продавец понял вдруг, что этот дурной мужик запросто может убить его. Прямо здесь и сейчас. И никто – ни братки, которым он отстегивает бабки, ни менты, которым он тоже отстегивает, – не сможет этому помешать. Продавец отодвинулся, пискнул: ты чего, ты чего? Ты чего, мужик?
…Э-эх! Гимназистки румяныя, от мороза чуть пьяныя…
Гурон повернулся и пошел прочь.
Страна, в которую он вернулся, была очень сильно не похожа на страну, из которой три года назад он улетел в последнюю командировку…
* * *
Гурон долго не мог заснуть, лежал на верхней полке плацкартного вагона, слушал храп соседа и смотрел на пролетающие за окном огоньки. Там было темно, шел дождь и лежала огромная страна – Россия… капли дождя размазывались по стеклу, размывали то немногое, что можно разглядеть ночью – худо освещенные станции, слепенькие поселки, шлагбаумы на переездах, темные пакгаузы, товарные вагоны. Иногда мимо пролетали встречные поезда, наполняя купе желтым мелькающим светом, воем и колесным перестуком.
За стенкой слева скрипучий женский голос долдонил: да когда уже ты напьешься, наконец, паразит? Да когда уже ты подохнешь, наконец, пьянь ты несчастная, сволочь ты последняя? Ведь всю кровь ты мою уже выпил! Ведь сколько лет я уже с тобой мучаюсь, с алкашом проклятым? В ответ невнятно мычал что-то мужской голос.
За стенкой справа другой женский голос говорил: четвертый месяц зарплаты не видим. Четвертый, Тоня, месяц! А что на книжке лежало – все прахом пошло… мы ведь на машину копили, в очереди за "жигуленком" стояли… шесть триста стоил. Вот – накопили! Теперь на эти деньги только велосипед купить можно… ой, не знаю, Тоня, как и жить-то дальше.
Гурон уткнулся лицом в тощую подушку, приказал себе: спать, – но уснул только через полчаса. Раньше он засыпал почти мгновенно.
Он уснул и сразу накатило: светила африканская луна, они шли по ручью…
Глава вторая
…КАК УТРЕННЕЕ ОБЛАКО
…Светила набирающая силу луна. Они шли по широкому ручью, прижимаясь к затененной стороне, держали интервал метров пятнадцать. Первым двигался Цыган, за ним – Доктор, замыкающим шел Гурон. Началось все с того, что информатор из деревни сообщил: "львы" ушли. Информатор был сыном местного колдуна и законченным алкоголиком – от него всегда разило зудаби.[4]
А уж за бутылку дурного местного виски он, кажется, готов был продать и папашу. А еще он был законченным подонком. В деревне его не любили, но не связывались. Как же? Папаша-то – колдун. А в колдовство в этих краях верят безоговорочно… над этим можно иронизировать, но еще во время первой командировки Гурон понял, что не все так просто. Здесь, в африканской глубинке, иногда происходят такие вещи, что… в общем, не все так просто, ребята. Сообщение информатора проверили, и оно подтвердилось: "львы" снялись и укатили в полном составе. С какого такого перепугу – непонятно, но факт налицо: в старом форте "львов" нет. Сынка колдуна поощрили, выдали большую бутыль виски.
Гурон убедил Грача, что упускать такой шанс нельзя – раз уж "львы" ушли, то стоит наведаться в форт и оставить "львам" "гостинцы". Достали они уже – козлы! – до самых печенок. Осторожный Грач сомневался, а Гурон настаивал. Дело-то, сказал он, плевое: пришли, поставили пару-тройку зарядов, ушли. Заодно и молодых в деле посмотрю… да и что за дело-то? Ночь туда, ночь обратно – прогулка… Грач сказал: черт с тобой, иди. Да смотри там!
Гурон беззаботно и фальшиво пропел:
…Есть только миг, за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим.
Именно он называется жизнь.
Он пропел и ушел готовить ночной выход. Грач покачал головой и буркнул ему вслед: певец хренов!
Вот так все это начиналось.
Светила луна, они шли по ручью, до форта оставалось совсем ничего… джунгли тяжело дышали гнилыми малярийными легкими, кричали птицы. Над головой навстречу им пролетели несколько летучих мышей. Тогда Гурону показалось, что это добрый знак…[5]потом, позже, он думал: а может, подружки предупреждали? Может, подсказывали: возвращайтесь обратно… Но это было уже потом.
Потом Гурон думал, что если бы он шел первым, то все могло бы обойтись – у него был развитый нюх на опасность… впрочем, это относилось к тем случаям, когда опасность исходит от человека, и ты можешь "запеленговать" его эмоции – ненависть, страх, агрессию. А какие эмоции у бездушной коробки с тротилом, лежащей на дне ручья? Какие эмоции у капкана?.. Потому и получается, что даже матерый и опытный зверь попадает в капкан.
