— Это правда, Сирена, ты обладаешь способностями, какими редкий мужчина может похвастаться, но это не совсем то, чем должна увлекаться благородная сеньорита.
— Что ж, тогда я буду единственной в своем роде! Пожалуйста, не надо больше об этом, дядя Хуан. Я уже слышала много раз, что я женщина и, хотя обладаю талантом к фехтованию, переоцениваю себя; что все равно я не смогу противостоять мужчине, который действительно захочет одержать надо мной верх, — она вздохнула, подавляя раздражение. — А по поводу замужества скажу следующее: мне еще не встретился мужчина, которого я захотела бы взять к себе на корабль. Пока посмотрю на Исабель, как она справится со своим странным браком, уготованным ей нашим отцом перед смертью. Сама она мечтает только о том, чтобы уйти в монастырь. У нее призвание к духовной жизни, и ты знаешь об этом, дядя. Быть может, когда мы прибудем на Яву, ты сможешь поговорить с сеньором ван дер Рисом и объяснить ему, что Исабель мечтает посвятить себя Богу и молитвам! — Сирена в искреннем волнении схватила его за руку. — Дядюшка, обещай, что поговоришь с ним, попытаешься откупиться от него…
— Маленькая моя, речь идет о чести семьи! Исабель была обещана Ригану ван дер Рису, и этого нельзя отменить. Пусть у нее нет энергичности и твердости, как у тебя, но она сильнее в другом: твоя сестра терпелива и со смирением воспринимает жизнь такою, какова она есть.
— Ты, наверное, думаешь, что Исабель раздражает меня. Уверяю, что это не так. И я знаю ее лучше других. Я люблю свою сестру, и мне грустно, что не осуществится ее самое заветное желание — стать монахиней. Она мечтает быть ближе к Богу! Почему не дать ей этой возможности?
— Твоя забота об Исабель очень трогательна, но совершенно излишня.
Сирена внешне спокойно восприняла реакцию дяди, но ее зеленые глаза наполнились слезами.
— Никогда я не пойму, почему отец решил выдать ее замуж, да к тому же еще за голландца и протестанта.
— Мне так же, как и тебе, неизвестны мотивы дона Антонио, моя дорогая. Знаю лишь одно: мать Ригана ван дер Риса была католичкой. Но, возможно, когда-нибудь мы узнаем истинную причину. Хотя со смертью старшего ван дер Риса надежд на это поуменьшилось.
— Голландцы — белокожие варвары. А этот ван дер Рис служит в Ост-Индской компании, которая соперничает с испанскими торговцами. Как мог отец так поступить?
— Ты говоришь об отце так, словно он преступник. Я не потерплю подобного, Сирена. Твой отец был не только испанским грандом, но прежде всего человеком дела, бизнесменом, и отличался очень трезвой головой. Тебе, как никому, хорошо известно это. Он приумножил свое состояние, большую часть которого, включая суда и верфи, оставил в наследство тебе. Возможно, это лишь моя догадка, но рассуждал он следующим образом: у него две дочери, одна слишком независима, другая, наоборот, очень уступчива и чересчур религиозна. Имея мало надежд на устройство твоего брака — ты сама себе выберешь мужа, если вообще захочешь выйти замуж, — свое состояние он решил оставить тебе. Но твой отец знал, что Исабель выдать замуж можно и нужно, так как считал, что монастырская жизнь не принесет старшей дочери счастья. Хотя у тебя, как я понимаю, на этот счет другое мнение. Услуга, которую он оказал Цезарю Альваресу, дала возможность дону Антонио устроить очень выгодный брак для Исабель и отправить ее подальше от затравленной инквизицией Испании, монастырей и черных одежд.
Обычно немногословный, дон Хуан Кордес излил свое раздражение такой долгой тирадой.
Сирена совсем не хотела ссориться со своим дядей, которого нежно любила. Конечно, ей было известно, что он человек твердых убеждений и глубокой ответственности, а потому считает своим долгом Выдать Исабель замуж за менеера ван дер Риса. А что касалось самой Сирены, то дядя уже заранее испереживался за нее. Его смущали энергия и независимость девушки, и он беспокоился, что она никогда не захочет выйти замуж.
Сирена быстро приподнялась на цыпочки, поцеловала колючую щеку дяди Хуана и помчалась по палубе на корму, где находились их с сестрой каюты.
* * *
Алое сияние заходящего солнца отражалось на гладкой поверхности океана и проникало через иллюминатор в каюту. Исабель спешила воспользоваться последними солнечными лучами, чтобы почитать молитвенник. При появлении Сирены она опустила книгу на колени и нежно взглянула на сестру светло-карими, словно у лани, глазами.
Смиренное спокойствие Исабель раздражало Сирену: она предпочла бы видеть сестру без конца плачущей, красной и опухшей от слез. Дядя Хуан был прав, заметив, что двадцатилетняя Исабель обладает внутренней силой. Временами Сирене казалось, что она больше расстроена этим нежеланным путешествием, чем сестра, которую, как считалось, сама судьба предназначила Всевышнему.
Когда при рождении Сирены умерла мать девочек, дон Антонио, не имея среди близких родственников женщины, которая могла бы заняться воспитанием сестер, поместил полуторагодовалую Исабель в монастырь, а за Сиреной первое время присматривала одна из молодых горничных. Однако несколькими месяцами позже и эту малышку отправили на попечение святых сестер. Исабель с самого начала чувствовала там себя прекрасно, в то время как Сирена, едва научившись ходить, доставляла монахиням постоянное беспокойство своими озорными выходками. К десяти годам она стала неуправляемой и в один прекрасный день потребовала у изумленных святых сестер объяснения, почему это девочки должны или уходить в монастырь, или выходить замуж и рожать детей, в то время как мальчикам можно вести интересную жизнь воинов, путешественников и моряков. Не найдя ответов на требовательные вопросы Сирены, недовольная мать-настоятельница немедленно послала письмо дону Антонио Кордесу, умоляя приехать и забрать свою чересчур любопытную и непослушную дочь.
Кордес сначала обхаживал, затем просил и умолял мать-настоятельницу отменить свое решение, но та была тверда и непреклонна. И в конце концов, грустно взглянув на свою излишне разговорчивую Дочь, которая находилась тут же, в монастырской комнате для посетителей, и со спокойным интересом слушала разговор отца с настоятельницей, дон Антонио почувствовал себя не только богатым судостроителем и отцом, но вдобавок и матерью.
Помимо судоверфей дон Антонио владел еще значительным флотом торговых судов, курсировавших между Западной Африкой и Кадисом. Каждое лето на несколько недель Исабель присоединялась к сестре, и они совершали путешествия на одном из трех судов, которые их отец оставил для личного пользования. Хотя старшей сестре тоже нравились эти круизы вдоль атлантического побережья Испании и по Средиземному морю, ее поведение было всегда таким пристойным и правильным, что это выводило Сирену из себя и она таскала за волосы и безжалостно мучила Исабель. Но та все терпеливо сносила, повторяя: «Я буду молиться за тебя, Сирена».
— Что сделал не так капитан Лопес на этот раз, Сирена? — как и все в ней, голос у Исабель был нежным и спокойным.
— Ничего. Если хочешь знать, то на этот раз мы с дядей говорили о тебе. Почему ты не борешься за себя? Не хочешь выходить замуж — и так легко сдаешься! Если бы ты хотя бы начала сопротивляться и плакать, я знаю, дядюшка Хуан прислушался бы к тебе. Но нет! Ты сидишь спокойно здесь, а в это время я на палубе его уговариваю… — она быстро опустилась перед сестрой и уткнулась головой в ее колени. — Исабель, я не хочу, чтобы ты жила на краю света и зависела от прихотей какого-то дикаря-голландца!
