магнитола. Так продолжалось до прошлой осени, пока ему по служебной необходимости не пришлось перегонять конфискованную «Хонду». С тех пор его стали замечать за чтением автожурнала за обедом, он стал расспрашивать коллег о достоинствах и недостатках этой марки. И вот наконец Трокич стал владельцем вожделенного транспортного средства. Джаспер на утренней летучке невинно поинтересовался, не называют ли в Хорватии машину этой модели «Цивич», и с тех пор приобретение Трокича иначе никто в отделе не называл.
– Ух ты, здóровo! – воскликнула Лиза. – Можно я поведу?
– Никак нет, – рассмеялся Трокич. – Как дела у Якоба?
– Замечательно. – На секунду боль от мысли о Лукасе отступила, и перед глазами Лизы возник светловолосый красавец-полицейский с тонкими чертами лица. Они были вместе уже полтора года.
– Нам потребуется помощь Райса. Я хотел бы, чтобы он поехал с нами.
– Я тоже, – улыбнулась Лиза. – Ладно, пойду к Джасперу смотреть видео.
4
Холод, он в каждом человеке сидит, маленькими льдинками обкладывая душу. Так думал житель одного из коттеджных кварталов Морслета, пятнадцатилетний Стефан Йоргенсен, ковыряя вилкой давно остывшую на тарелке лазанью и искоса поглядывая на сидевших напротив родителей. Сегодня в конце дня он узнал, что найдено тело Лукаса, и с тех пор у него жутко сосало под ложечкой. Он успокаивал себя, что ошибается, что убийство никак не связано с тем ужасом, что они сотворили вместе с одноклассником Томми. И все же сердце было не на месте. Трагедия попала в вечерний выпуск новостей, который родители смотрели с окаменевшими лицами. Хмурый журналист с подрагивавшими губами сказал, что на данный момент полиция обладает весьма скудными сведениями о произошедшем.
Да и среди соседских детей, вечером игравших в снежки и споривших об этом деле, нарастало внутреннее напряжение, граничившее с паникой. Кто же убил Лукаса? И не совершит ли этот преступник еще одно убийство в городе? Версий ходило великое множество, но самая распространенная говорила об извращенце, заманивающем детей. О ком-то жутком и непонятном, кого все дети страшились, потому что никто не знал, как такой извращенец на самом деле выглядит. Предположений также было выдвинуто немало. Большинство сошлись во мнении, что это мужчина. Пожилой. Кое-кто из малышей говорил, что дядя был с усами, в черном комбинезоне, а уши у него покрыты мхом.
Стефан Йоргенсен был уже достаточно взрослый, чтобы поверить в такую дребедень, хотя дрожь не раз пробирала его, когда он слушал эти красивые сказки, так что начинающаяся массовая истерия захватила и его. Но животом он маялся вовсе не по этой причине.
– Что с тобой? – Мать потерла уставшие глаза. Она работа – ла медсестрой и с каждым дежурством – неважно, дневным или ночным – выглядела все более измотанной и вечно жаловалась на несправедливо распределяемую нагрузку и условия труда в больнице Скайбю. Он звал ее радаром, поскольку, какой бы уставшей ни была, она всегда догадывалась, когда что-то шло не так, как будто была незримо связана с больничной аппаратурой, улавливающей малейшие изменения в состоянии пациента. Мать протянула руку над столом, убрала прядь волос, упавшую ему на глаза, и изучающе воззрилась на сына. Словно хотела найти ответ на какой-то незаданный вопрос. Он отвел взгляд, зная, что самого мимолетного зрительного контакта ей достаточно, чтобы через зрачки, минуя зрительный нерв и мозг, заглянуть в самые глубины его существа. А там ей открылась бы ледяная пустыня. Ему почудилось, будто белые стены кухни стали сужаться, словно собираясь сложиться и задушить его. Больше всего Стефану хотелось сейчас очутиться в своей комнате, забраться на диван и остаться одному.
– Да нет, ничего такого, просто задание по математике завтра сдавать надо, – соврал он.
Стефан сунул в рот бледно-розовый помидорчик черри и языком прижал его к нёбу. Помидор был одновременно и кислый, и сладкий, и вкус его заставлял вспомнить лето.
– Да это только поначалу так кажется, а стоит начать – постепенно втянешься, – заметила мать. – И потом, всегда можешь сказать, если совсем запутаешься. Папа тебе поможет.
– Угу, – пробормотал отец, не поднимая глаз от тарелки.
От этого «угу» у Стефана заныло в животе. С математикой отец ну никак не мог ему помочь. Ему уже после третьего класса задачки Стефана стали не по плечу. Но этот факт они оба, не сговариваясь, не обсуждали.
Он доел лазанью на голубой тарелке, взял для вида еще один индийский огурчик, поблагодарил за ужин и поднялся с места. И весь путь от кухни до своей комнаты чувствовал, что в спину ему, точно шприц, впивается взгляд матери.
«А вдруг меня в тюрьму посадят, если я расскажу все, что знаю?» – подумал Стефан и растянулся на постели. То, чем они с Томми занимались на футбольном поле прошлой осенью, в день, когда там никто не играл, было ужасно, даже жестоко, это он теперь понимал. Они друг друга так завели, что не могли остановиться и перешли все дозволенные границы. Пусть на Томми произошедшее подействовало не так сильно, но даже тот побледнел, когда они позднее как-то раз заговорили об этом. Впрочем, закрыв глаза, Стефан по-прежнему видел перед собой кучу разбросанных темно-желтых листьев и раздавленные грибы, чувствовал запах влажной от дождя земли и слышал крик девочки. Громкий, пронзительный крик.
Но они не одни такие. Это он уже потом выяснил. Еще в одном месте в этом маленьком городке другие люди хранили такие же тайны, страшные и даже более жуткие. Но если кому-нибудь об этом рассказать, то придется признаться и в своих художествах. А для этого надо быть уверенным, что эти события не связаны между собой. Но точно ли между ними нет связи? И может ли он быть уверен в этом?
По сравнению с некоторыми сверстниками Стефан жил очень даже неплохо. Пусть хотя бы по местным, морслетовским, меркам. После конфирмации два года назад ему выделили самую большую комнату в доме. Там нашлось место как для письменного стола, так и для столика для ноутбука марки «Делл». Подростку надо развиваться, считала его мать, она помогла ему обустроить жилище, раздобыв отличный рекламный плакат к фильму «Эрагон» и небольшой телевизор, подвешенный сейчас под потолком. Родители относились к нему хорошо, это Стефан знал наверняка. Его никогда не били, разговаривали с ним вежливо и спокойно. Просто они как бы отсутствовали в его жизни.
Даже когда были рядом в чисто физическом смысле и проявляли заботу о нем, казалось, мысли их были далеко от сына. Но как бы они повели себя, если б узнали, что
