Ава прыгает на руки отцу, лишь только он входит в дверь, из-за чего пакет с карри едва не оказывается на полу.
— Эй, эй, обезьянка! — восклицает он, подхватывая ее одной рукой и делая вид, что с трудом удерживается, чтобы не упасть.
Ава визжит, потому что он покачивается, стараясь дойти до кухни с карри в одной руке и дочкой на другой.
— И она опускается на стул… а еда на стол! Ух! — Он поворачивается и крепко обнимает меня. — Как хорошо оказаться дома!
Я отворачиваюсь: события прошлой ночи еще свежи в памяти, чтобы играть в счастливую семью.
Пол кладет мне на тарелку курицу, шпинат и турецкий горох.
— Положить тебе рис? — спрашивает он меня сквозь крики Авы, пролившей яблочный сок.
— Мама, она облила меня!
Джош бросает лепешку на стол и толкает сестру, а я пытаюсь их успокоить. Ава набирает побольше воздуха, чтобы разреветься по-крупному, но Пол стремительно оббегает стол, поднимает ее и сажает к себе на колени.
Вилка Джоша с шумом падает на пол.
— Оно все сырое!
Пол поднимает свой стакан с водой.
— Добро пожаловать на ужин к Форманам, — говорит он, улыбаясь мне.
— Мамочка, тебе двадцать семь? — спрашивает Ава, хрустя хлебной палочкой.
— Нет, милая, я намного старше.
— Тебе двадцать один?
Я снисходительно смотрю на нее.
— Нет, мне тридцать семь.
— Это та-ак много, мама, — говорит Джош. Его голова лежит на одной руке, и другой он ест рис.
Я пытаюсь поймать взгляд Пола, но он уставился в стол.
— Сегодня я виделась с Джесси. Она притащила меня на флешмоб на Трафальгарской площади.
Наконец-то он заинтересовался.
— Правда?
— Да, она сама в нем участвовала. Это было удивительно! Я записала немного на телефон.
— Мобилки и Интернет наступают телевидению на пятки. — Пол качает головой. — Если я не буду это учитывать, то рискую прослыть старомодным.
— У нее появился следующий сам знаешь кто.
Я многозначительно смотрю на мужа. Он умеет понимать недоступный для детей язык.
— И кто же он?
— Он женат.
Пол вздыхает.
— Бедный парень!
— Еще неизвестно, кто бедный. В любом случае, кому и нужно сочувствовать, так это его жене. Она вынуждена страдать из-за кризиса среднего возраста мужа.
Пол зарывается носом в волосы Авы и делает глубокий вдох. Я стою с пакетом карри над открытым мусорным ведром и смотрю на него.
— Все нормально?
Он отвлекается от своих мыслей.
— Да, да…
— Что случилось прошлой ночью, Пол?
Он избегает моего взгляда.
— Ничего не случилось.
— Почему ты вернулся так поздно? — спокойно спрашиваю я, сметая остатки риса в ладонь.
— Просто посидели с коллегами.
— С кем именно?
Он смотрит на меня.
— Ты меня допрашиваешь?
— Хочу помочь. Я здесь, чтобы помочь тебе, Пол.
Я говорю тихо. Я хочу, чтобы он знал, что мы одна команда, его проблема — моя проблема, и мы сможем решить это вместе. Он поднимает Аву и пересаживает на соседний стул, а потом встает и кладет ножи в посудомоечную машину.
— Мне не нужна твоя помощь, все в порядке.
Он в растерянности бродит по кухне, поднимает вещи и смотрит под ними, потом дважды передвигает свой портфель. Наш разговор окончен. Я слышу, как он открывает шкаф под лестницей и роется в нем.
— Что ты ищешь?
— Ничего.
Он возвращается в кухню.
— Так с кем ты был почти до рассвета?
— Мы с Лексом засиделись в баре в городе.
Я осторожно киваю. В этом нет ничего удивительного. Лекс — партнер Пола по бизнесу, которому дай только повод выпить, погудеть и подурачиться, как малолетке. Обычно мы с ним перебрасываемся примерно такими фразами: «Пора бы уже повзрослеть», — говорю я. «Да ладно! Что в этом плохого?» — отвечает он. А Пол только молча закатывает глаза.
Мы с Лексом не самые лучшие друзья, но если из-за этого у Пола и были неприятности за то время, пока они вместе ведут бизнес, то он умело это скрывал.
— И во сколько же ты ушел?
— Не помню.
— Не думала, что Лекс может тебя так расстроить. — Конечно, этого не стоило говорить: Пол так посмотрел на меня, что я побледнела. — Где ты столкнулся с собакой?
— Ты имеешь в виду, где я ее сбил? — Пол вздрагивает и качает головой. — Возле автостоянки, у моста. — Он уставился на свои туфли. — Я больше не хочу об этом говорить, Кейт. Это выводит меня из себя.
— Тебя выводит?
— Прекрати меня допрашивать!
Он уходит в гостиную и включает телевизор, а меня охватывает грусть. Он отгородился от меня. Джош громко отрыгивает, и Ава начинает хихикать, открывая рот так широко, что недоеденный изюм в шоколаде падает на стол. Я ругаю дочку резче, чем она ожидала, и она начинает плакать. Я испытываю чувство вины и злюсь на себя, а уже из-за этого на меня накатывает волна ярости на Пола за то, что он довел меня до такого состояния и заставил повысить голос. Материнство — никогда не прекращающийся круговорот разочарования и вины.
Несколько часов спустя я безмолвно лежу в постели, чувствуя, как тело Пола мирно покоится рядом на матрасе. У меня не выходит из головы то, что произошло вчера. Его отчаяние и паника бередят мне душу, как еда из плохого ресторана — мой желудок. Каждое мое объяснение имеет неприятный привкус. Неужели Пол мог так расстроиться из-за собаки? Я не верю в это, хотя, наверное, должна, ведь альтернатива еще ужаснее. Образ другой женщины, другая безумная страсть не идут у меня из головы. Мы женаты восемь лет. Неужели я что-то упустила? Мне всегда казалось, что, если Пол поступит нечестно, я это узнаю, замечу какие-то признаки. Я умею наблюдать. Мой отец оставил маму, когда мне было десять лет. Мы с Линдой слышали рыдания и крики внизу, а потом хлопнула дверь. Он даже не попрощался. После той ночи я видела отца всего четыре раза; я не приглашала его на свадьбу, и он никогда не видел моих детей. Джошу будет десять лет в следующем году. Мысль о том, что Пол оставит его в том же возрасте, что и мой отец оставил меня, невероятна, просто невообразима. Мама часто говорила, что это случилось как гром среди ясного неба, ведь она понятия не имела, что у отца была интрижка с секретаршей. Я всегда была уверена, что мои отношения будут совсем не такими, как у мамы, которую водили за нос, а она ничего не замечала.
Сейчас мама с Дейлом, тупорылым алкашом, у которого есть своя «компания». Линда так и не вышла замуж, и у нее нет детей, но не думаю, что, в отличие от Джесси, она этому рада. Ей было пятнадцать лет, когда ушел отец, и она не доверяет мужчинам.
