Книга Грешная одержимость - Айви Торн

— И кто это?

— Это бизнесмен, которого я встретил некоторое время назад. Он сказал, что ему нравится твоя политическая позиция и он был бы заинтересован в финансировании твоей кампании. — Бен пожимает плечами и проводит рукой по своим коротко подстриженным волосам.

Я скучаю по его светлым волосам. Раньше он всегда носил свои естественные кудри немного растрепанные, но, по его мнению, они заставляли его выглядеть моложе. Я думаю, что короткая стрижка делает его похожим на болвана. Не то чтобы я имела что-то против армии. Но мой брат не такой. Он беззаботный и безрассудный, ни в коем случае не морской пехотинец.

— Правда? — Внезапно мелодия папы меняется.

И да благословит Бог Бена, потому что, независимо от того, было ли это его намерение или нет, я думаю, он только что вытащил нас из еще получасового чтения.

— Ага. Ему принадлежит сеть ночных клубов и ресторанов в городе. — Я уверен, ты помнишь «Вольер».

У меня потекли слюнки при упоминании изысканного ресторана на верхнем этаже небоскреба в центре Манхэттена. Раньше я ела там только один раз, после того, как папа стал генеральным прокурором штата, и этот ресторан олицетворяет слово «элита».

— Ну, я был бы рад с ним познакомиться. — Говорит папа, его лицо проясняется, а плечи расслабляются.

— Отлично! — Бен хлопает себя ладонями по коленям и поднимается с мягкого кожаного дивана шоколадного цвета. — Значит, мы закончили?

Я тоже встаю, впечатленная способностью Бена прекратить наши пытки.

— Ну… я полагаю, — бормочет папа, кажется, сбитый с толку внезапной переменой.

— Спасибо за ужин. — Говорит Бен, хлопая папу по плечу и быстро обнимая маму.

— Тебе следует навещать нас чаще, дорогой, — шепчет мама, быстро целуя ее в щеку.

Глаза Бена встречаются с моими, и он слегка кивает головой в сторону входной двери. Молчаливое сообщение о том, что мне следует проводить его. Да, я рада, что смогу провести больше времени с братом. Я скучаю по тому, что он дома. Мы всегда были очень близки, когда росли, и теперь я чувствую, что он ускользает из моих пальцев, находя новых друзей и интересы без меня.

Как только мы выходим на улицу, Хэнсон, наш ночной охранник, приветствует нас коротким кивком.

— Не мог бы ты дать мне и моей сестре немного уединения? — Спрашивает Бен.

— Я пойду… проверю периметр, — соглашается Хэнсон, его серьезное лицо соответствует его низкому тону. С этим парнем всегда приятно иметь дело.

Как только он уходит из пределов слышимости, я с улыбкой поворачиваюсь к Бену.

— А если серьезно, мама права. Мне бы тоже хотелось, чтобы ты чаще приходил домой.

— Нет, — говорит он, корча рожицу. — Существует целый большой мир, Дани. — Тебе следует выходить и видеть его чаще.

— Я вижу его много. Как еще, по-твоему, я стану фотографом?

— Я не имею в виду видимость реального мира. Я имею в виду испытать его. — Ты всегда пытаешься быть папиной маленькой девочкой, и однажды ты поймешь, что сожалеешь, что не прожила жизнь для себя.

Разве я этого не знаю? Я устала от постоянного парада, в который превратила мою жизнь работа моего отца. Думаю, это одна из причин, почему мне так нравится фотография. Даже если я не могу жить той жизнью, которую хочу, я, по крайней мере, могу запечатлеть то, что происходит вокруг меня.

Но все равно я защищаюсь. Не то чтобы я делала что-то только для того, чтобы доставить удовольствие папе.

— Я не пытаюсь быть папиной дочкой. — Я скрещиваю руки на груди, и это, как я понимаю, выглядит похоже на детскую надутость губ. — По крайней мере, я не перестала тусоваться со своим лучшим другом только потому, что папа считает, что это вредит имиджу семьи.

— Я не из-за этого перестал тусоваться с Петром, — возражает Бен, кажется, слегка ощетинившись.

— Тебе следует встретится с ним. Он только что вернулся в город, и я знаю, что ему будет приятно, если ты заглянешь. Мы могли бы пойти вместе, как в старые времена. — Я выдавливаю ободряющую улыбку, хотя знаю, что произойдет.

— Ты предлагаешь нам общаться с плохими людьми сразу после папиной лекции.

— Он неплохой человек, Бен. Что случилось с вами двумя? Раньше вы были близки.

— Это было до того, как я вырос, Дани. В этом папа не ошибается, сестренка. Тебе действительно стоит подумать о том, чтобы держаться подальше от Велеса. Все знают, что он и его люди опасны.

Я сразу же думаю о Ефреме. После того, как я в буквальном смысле снова столкнулась с телохранителем Петра, я подумала то же самое. Он мог быть опасен, но не в том смысле, в каком его имел в виду Бен. Конечно, Ефрем достаточно большой и сильный, чтобы сломать меня, как ветку, если бы он этого захотел. Но я его не боюсь. Ну…только из-за того, как он на меня влияет. Кажется, за годы, прошедшие с тех пор, как я его видела, моя влюбленность переросла в нечто, с чем я не совсем уверена, как справляться. Я чувствую себя неуклюжей, косноязычной и совершенно отвлеченной его присутствием. И это точно опасно. Потому что, если что и могло быть в глазах моего отца хуже, чем дружба с Петром и Сильвией Велес, так это влюбиться в их явно старше меня русского телохранителя.

— Послушай, Дани. — Говорит Бен, сжимая мои руки и вытаскивая меня из моих блуждающих мыслей. — Я понимаю, что ты выросла рядом с Петром, и, может быть, ты просто настолько доверчива, что не думаешь, что он способен на плохие вещи. Но поверьте мне. Он способен.

— И почему ты так уверен? — Требую я.

— Потому что я встречал людей, которые оказались не на той стороне силовой игры Петра. А может быть, и конкретно перешли ему дорогу. И родители Петра определенно были из Братвы, и я говорю не только о слабых связях. Насколько я слышал, отец Петра был крупным человеком. Ты никогда не задумывалась, почему Петр не любит рассказывать о том, как умер его отец? Это потому, что кто-то убил его за то, что он стал слишком жадным и перешел черту, которую не должен был переступать.

— Даже если бы я поверила тебе, — огрызаюсь я, расстроенная, потому что ненавижу слышать, как мой брат, которого я люблю и ради которого готова на все, говорит плохо о ком-то, кто мне так дорог, какое отношение это имеет к Петру? — Он не может изменить своих родителей