и Дик не ложатся, пока мы не пойдем спать, да и тогда их не загнать в постель, если вечер теплый, – сказала она, унося свечу.
Том попытался поговорить с Богом, как учила его мама, от всего сердца, которое в тот вечер было исполнено тяжести. Поначалу он думал, что бы она посоветовала ему сказать и сделать, но, припомнив поразившие его в новом доме беспорядок и недобрые чувства, принялся горячо просить Бога направить его на верный путь. С этим он и уснул.
Во сне он вернулся к прежним счастливым дням, будто снова шел с мамой на воскресную прогулку – и тут его сон был безжалостно прерван голосом Джека:
– Эй, парень, чего разлегся поперек кровати? Давай вставай, дай место нам с Диком, а уж потом сам как-нибудь устроишься.
Том, полусонный и сбитый с толку, встал с кровати. Его братья забрались на нее и долго препирались, пытаясь отвоевать побольше места, потом принялись пинать друг друга, а Том все это время стоял рядом, дрожа от холода.
– Тут и так места мало, – сказал наконец Дик, – а они чего-то ради еще и Тома нам подсунули. Ну уж нет, не будет он с нами спать. Пусть на полу ложится, если хочет, ничего ему не сделается.
Он думал, что Том станет спорить, и удивился, услышав, что мальчонка безропотно лег на пол и старается хоть как-то укрыться своей одеждой. Еще немного повозившись, Джек и Дик уснули. Но среди ночи Дик проснулся и по дыханию Тома понял, что тот не спит, а потихоньку плачет.
– Что там еще? В мягкую постельку захотел, неженка?
– О нет – мне все равно – только бы мама была жива, – с громким всхлипом ответил Том.
– Слушай, – после недолгого молчания предложил Дик, – тут у меня за спиной есть место, давай залезай. Да не трусь! Ох, ну и замерз же ты, парень.
Дик сочувствовал Тому в его горе, только не хотел говорить об этом. И все же его заботливый тон тронул сердце Тома, и он опять уснул.
Утром все трое проснулись одновременно, однако не были расположены к разговору. Джек и Дик поскорее натянули одежду и помчались вниз; такое начало дня было непривычно для Тома. Он огляделся в поисках миски или кружки, чтобы умыться, но в комнате не было ничего подобного, даже кувшина с водой. Том оделся, спустился вниз, нашел кувшин и отправился за водой. Братья, игравшие во дворе, подняли его на смех и ни за что не хотели сказать, где взять мыло; Тому пришлось долго его искать. Потом он вернулся в спальню, но, войдя туда, едва не задохнулся. Всю ночь в комнате дышали три человека, по многу раз вдыхая и выдыхая воздух и с каждым выдохом все более отравляя его. Пока они оставались внутри, воздух не казался спертым – просто утром все проснулись с чувством усталости и с тупой головной болью; теперь же, вернувшись с улицы, Том с трудом мог дышать. Он подошел к окну, чтобы открыть его. Окно было «йоркширское» с глухой рамой и половинчатым переплетом, и, чтобы открыть его, нужно было отодвинуть одну половину. Рама оказалась очень тугой, потому что окно давно не открывали. Том толкал ее изо всех сил, и наконец она дрогнула и подалась, но от толчка стекло треснуло, и весь пол засыпало мелкими осколками. Увидев, что натворил, Том страшно испугался. Он бы в любом случае огорчился, причинив ущерб хозяевам, а уж начинать первый день в новом доме с такой промашки было совсем негоже, к тому же, увидев свою тетушку в гневе накануне вечером, он понял, какая у нее нетерпеливая, горячая и опасная натура. Он присел на край кровати и заплакал. Однако повеявший с улицы свежий утренний ветерок освежил его и придал сил. Умывшись чистой холодной водой, Том почувствовал себя значительно лучше.
«Вряд ли она надолго рассердится – к вечеру все уже будет позади, а день я вытерплю», – храбро подумал он.
Тут в комнату за чем-то влетел Дик.
– Вот это да! Ох и всыплют же тебе, Том! – воскликнул он, увидев разбитое окно. С одной стороны, он обрадовался, с другой – ему стало жаль Тома. – На прошлой неделе мама изо всех сил отлупила Джека за то, что он кинул камень в нижнее окно. Он до ночи от нее прятался, но она его подкараулила, схватила и задала ему жару. Да уж, Том, не хотел бы я быть на твоем месте. Ни за какие коврижки.
Том опять расплакался, и Дик еще сильнее его пожалел:
– Погоди, я знаю, что делать: мы пойдем вниз и скажем, что мальчишка из соседнего двора швырялся камнями и один прилетел прямиком в наше окно. У меня как раз завалялся камень в кармане, его и покажем.
Внезапно успокоившись, Том ответил:
– Нет, мне страшно так поступить.
– Куда там! Еще страшнее будет показаться маме на глаза, если ничего не придумаешь.
– Нет. Я боюсь прогневить Бога. Мама учила меня бояться Его гнева и говорила, что нет ничего страшнее. Помолчи, Дик, дай мне помолиться.
Дик наблюдал, как его младший брат опустился на колени у кровати, уткнув лицо в одеяло; он всю жизнь думал, что молиться значит произносить заученные слова, но теперь услышал, что Том не читает молитвы по памяти, а словно шепотом разговаривает с близким другом; поначалу, прося поддержать его и дать ему сил, Том всхлипывал и даже плакал, но в конце поднялся с колен со спокойным, просветленным лицом и негромко сказал Дику:
– Теперь я готов все рассказать тетушке.
Тем временем эта самая тетушка с ног сбилась в поисках кувшина и мыла и была настроена весьма решительно, когда Том пришел к ней со своим признанием. Сначала он взял ее вещи, и из-за этого у нее пропало все утро, а теперь вот является и сообщает, что окно разбито, и нужно его чинить, и придется отдать последние деньги из-за глупого мальчишки.
Как и следовало ожидать, она наградила Тома парочкой крепких тумаков. Джек и Дик с любопытством следили, как он примет наказание; Джек нисколько не сомневался, что этот «слабак» разревется (сам он в последний раз вопил что было мочи), однако Том не проронил ни слезинки, хотя лицо его побагровело от боли, а губы были крепко сжаты. Но больше, чем «геройство» Тома во время наказания, мальчиков поразило его спокойное дружелюбие после него. В отличие от Джека Том не ворчал во всеуслышание и не ходил с
