Околоточный заметил в окне Анну, кивнул ей, та радостно заулыбалась в ответ. Когда Семченко скрылся за углом, хозяйка повернулась к Николаю.
– Без четверти час проехала, – ответил на ее вопрос Рысков, – по царю можно часы сверять.
– Ладно, поговори с Юрием и возвращайся назад, – решила Анна, – я тебе постелю в чулане. Поспишь до вечера, а как все разойдутся, начнешь копать. Потом тебя сменит Грановицкий. Он вчера уже наметил место, разобрал пол и приготовил лопаты. Земля там мягкая, не мерзлая, долбить не придется. Будешь вынимать грунт и складывать в пустую бочку, потом мы ее за город вывезем. Игнат поможет тебе сделать крепи, доски уже распилены. Если захочешь перекусить, крикнешь, я принесу еду.
Рысков допил чай и вышел на крыльцо. Богданов, ставший на время купцом Кабазовым, руководил мужиками, закатывавшими бочки в подвал.
– Осторожней, ребятушки, не уроните, – причитал он, суетясь возле грузчиков, – товар нежный, сыр да масло, они тряски не любят.
– Не боись, хозяин, все как надо сделаем, – весело отвечал один из мужиков, снимая крутобокую деревянную бочку с саней, – ты на чай не скупись, а то употели совсем – такую тяжесть таскать.
– Дам я вам на чай, дам, иродам, – причитал Богданов, – а вы побыстрее шевелитесь, мне сегодня еще сто дел сделать надо…
Мужики, почуяв хорошие чаевые, налегли. Через десять минут работа была сделана. Богданов, окончательно войдя в роль мелкого купчика, со вздохом отсчитал несколько монет. Грузчики лихо вскочили на подводу и скрылись за углом – поехали в ближайший кабак.
Юрий утер пот со лба и запер лавку. Кажется, с сыром и маслом все прошло, как по маслу. Он усмехнулся невольно получившемуся каламбуру и заметил стоявшего на крыльце Рыскова.
– Пойдем в дом, там и поговорим, – сказал Богданов, поднимаясь по лестнице, – а то у соседей ушки на макушке.
8 февраля, воскресенье
Зимний дворец
Обедать сели, как обычно, в пять часов пополудни. За длинным столом, помимо цесаревича, его семьи, великих князей и княжон, а также детей, было пять-шесть человек придворных – из самых близких. Предполагался тихий, семейный обед в узком кругу.
За окнами уже наступили ранние февральские сумерки, поэтому зал освещался только канделябрами. Люстры решили не зажигать – это придавало обеду особую приватность.
Все ждали появления государя. Члены императорской фамилии тихо переговаривались и поглядывали на входные двери. Великий князь Константин Николаевич беседовал со своим племянником, Мишелем. Молодой человек довольно бойко отвечал на вопросы, сыпал забавными историями, чем несколько раз вызывал улыбки у дам. Мишеля в семье любили – несмотря на безалаберность и некоторую глуповатость, он слыл приятным собеседником и остроумным рассказчиком.
Наконец двери зала открылись и на пороге появился церемониймейстер. Всегда невозмутимый и преисполненный чувства собственного достоинства, Савелий Прокофьич выглядел несколько смущенным. Он три раза стукнул о пол разукрашенным жезлом с ручкой из слоновой кости и торжественно произнес:
– Его Величество и светлейшая княгиня Юрьевская!
Присутствующие за столом дамы опустили глаза, мужчины, напротив, с любопытством стали оглядывать молодую женщину, вошедшую вместе с императором. На той было красивое жемчужное платье и легкая накидка из горностая. Государь весело кивнул брату, Константину Николаевичу, поприветствовал Мишеля и испытующе посмотрел на цесаревича, Александра Александровича. Наследник сделал вид, что не замечает отцовского взгляда, но его могучие плечи напряглись под мундиром. Царь прошел на свое место, княгиня Юрьевская вежливо ответила на приветственные поклоны и села рядом с ним – в кресло покойной императрицы. На скулах цесаревича заходили желваки, он быстро опустил глаза и уставился в пустое блюдо, стоявшее перед ним.
Подали первые закуски. Все ели молча, лишь изредка обмениваясь дежурными фразами. Княгиня Юрьевская чувствовала себя явно не в своей тарелке – часто обращалась к государю и о чем-то его спрашивала. Тот успокаивающе клал ладонь на ее руку. Один Мишель, казалось, не замечал общего смущения – продолжал весело рассказывать о своих кавказских приключениях. Придворные дамы изредка вставляли комментарии и негромко смеялись. Но общего разговора все равно не получалось: когда княгиня Юрьевская попыталась войти в беседу, за столом повисло недоуменное молчание.
Александр Николаевич сделал вид, что ничего необычного не произошло. Он оказывал Юрьевской повышенные знаки внимания и даже что-то нашептывал в ее маленькое ушко. Княгиня довольно улыбалась. Обед уже близился к концу, когда двери снова распахнулись и на пороге появилась молодая гувернантка, сопровождавшая хорошенького мальчика лет семи. К ним обратились взоры всех присутствующих.
– А вот и мой мальчик! – радостно воскликнул государь, выходя из-за стола.
Он поднял малыша в воздух и усадил к себе на плечи.
– Скажи-ка нам, как тебя зовут? – спросил Александр Николаевич.
– Меня зовут князь Георгий Александрович Юрьевский, – нисколько не смущаясь, ответил мальчик и стал возиться с пышными бакенбардами отца.
– Очень приятно познакомиться, князь Юрьевский! – шутливым тоном произнес Александр Николаевич. – А не хочется ли тебе стать великим князем?
Княгиня Юрьевская нервно положила салфетку на стол и громко произнесла:
– Ради Бога, Саша, перестань!
Государь сделал вид, что не расслышал ее просьбы – продолжал играть с малышом, щекоча его шею бакенбардами. Малыш заливался радостным смехом.
За столом царило глубокое молчание, лишь лицо наследника становилось все пунцовее. Казалось, его сейчас хватит удар.
– Дети, не пойти ли вам поиграть? – предложил Константин Николаевич, внимательно наблюдавший за разыгравшейся сценой. – Пусть он покажет, какой прекрасный английский паровоз ему недавно подарили.
– В самом деле, сынок, поиграй с мальчиками, – поддержала великого князя Юрьевская, бросая благодарный взгляд на Константина Николаевича.
Гувернантка увела мальчика, вместе с ним ушли и младшие члены императорской фамилии. Обед завершился в тишине, никто не проронил больше ни слова.
Затем все члены семьи перешли в соседний зал, где готовился к выступлению синьор Паротти, недавно прибывший из Италии. Паротти слыл большим мастером карточных фокусов и охотно развлекал ими великосветскую публику. Позвали детей, чтобы они тоже смогли насладиться искусством престидижитации. Выступление длилось около часа, синьору Паротти удалось развеселись зрителей, даже хмурый цесаревич несколько раз улыбнулся. А государь, наблюдавший за ловкими приемами фокусника, просто заливисто смеялся.
Георгий и другие дети обступили Паротти, требуя объяснений – куда исчезают карты из его рук? При этом тринадцатилетний Никки, сын цесаревича, по-држески общался со своим семилетним дядей. Однако цесаревне, супруге Александра Александровича, это определенно не нравилось, и она сердито поджимала тонкие губы.
