проходу Эйгьер, — речным воротам. Идеальное убежище для тех, кого преследуют.
Ибо первыми, кто пришел сюда, стали именно такие люди. Преграда, которую легко было сделать непреодолимой, мощные стены стали их единственной защитой от хищных зверей. Еще сегодня на плато Ле Бо, как и на плато Бренгасс, находят следы первобытного человека. Пещера Фей, вероятно, служила местом погребения. Мистраль[47] поселил там колдунью Тавен. Кельтско-лигурийские племена, а потом и римляне строили там свои «оппидумы»[48]. Красивая галло-римская стела, украшенная скульптурным изображением трех персонажей, без всякого сомнения, отмечала вход в усыпальницу, однако в здешних местах эти три персонажа известны как «Тремайе», Три Святые Марии Морские, Сент-Мари-де-ла-Мер.
Сколько призраков бродит в этих фантастических местах! Вот пещера, к своду которой притронулся пальцами Святой Мартин, и оттуда забил источник. Позже жители скрывались там от сарацин. Повсюду на юге крестьяне, даже те, кто возделывал землю в тихих богатых долинах, привыкли на ночь уходить повыше в горы. Там они прятали свои сокровища, там золотая коза[49] щипала мох на скалах. Поскольку известняки Ле Бо весьма податливы, люди вырубали в них жилища. Даже в наше время все дома наполовину уходят под землю. Стойла для домашнего скота, желоба для водопоя, погреба — все выдолблено в скалах. Это помогало выдержать осаду. Обитатели Ле Бо образом жизни напоминали пещерных людей.
Из безопасности рождается процветание. На узком плоскогорье вырос богатый город. В 1426 году в верхнем городе Ле Бо насчитывалось три тысячи жителей и триста коров. Укрепленная местность благоприятствовала расцвету семьи феодала. Благородное семейство Ле Бо возводило свой род к волхву Балтазару. Их девиз привел бы в восторг самого Бальзака: «За удачей, Балтазар!»
По своему происхождению это была вестготская семья, гордившаяся тем, что не подчиняется ни императору, ни графам Прованса. «Династия орлов, и никогда — вассалы!» — писал Мистраль. Долгое время плоскогорье Ле Бо считалось цитаделью независимости. За крепкими стенами обычно зреет непокорный дух. В конце концов удалое семейство потерпело поражение от провансальских графов, нашло пристанище в Неаполе, а к 1426 году род Ле Бо окончательно угас.
С этого времени баронство Ле Бо стало частью владений Прованса. Еще и сегодня в Родниковой долине можно увидеть охотничий домик королевы Жанны, изысканный по форме и декору. Супруга короля Рене[50] часто жила в Ле Бо. Замок представлял собой роскошное жилище, украшенное прекрасными гобеленами, устланное турецкими коврами. Дозорный путь вдоль карниза стены, испещренной бойницами, обеспечивал оборону. Когда графство Прованс было присоединено к владениям короны, гордый город отказался сдаваться. Но последнее слово осталось за королем Франции, который все же посадил там своих наместников.
Эпоха Возрождения стала периодом особого расцвета Ле Бо. В скале вырубали частные особняки, не уступавшие изяществом особнякам Авиньона[51]. Окна сверху украшала каменная резьба. В церкви Сен-Венсан нашли приют гробницы вельмож. В одной из них были найдены великолепные Золотые Волосы, — целый каскад длинных белокурых прядей какой-то красавицы XVI века. Глубоко в толще горы дома имеют самые неожиданные продолжения. Дерево было здесь редкостью, и поэтому архитекторы соревновались друг с другом в смелости конструкций сводов. Вот лестница поднимается прямо с улицы к специальной двери — это дверь Мертвых, которую открывали только для того, чтобы проносить гробы.
Ле Бо пришлось еще раз отстаивать свою независимость. С началом Реформации Клод де Манвиль, — наместник, представлявший королевскую власть и назначенный на должность коннетаблем де Монморанси[52], стал выказывать склонность к новому учению. Верхний город превратился в убежище для гугенотов. На одном из домов Ле Бо можно видеть высеченный в камне девиз кальвинистов: «После мрака — свет». Наконец, Ришелье постановил снести мятежный город. По его приказу были взорваны донжоны, замок, укрепленные стены. Разрушенному городу пришлось признать, что наступили новые времена, и покориться власти централизованной Франции.
В 1642 году маркизат Ле Бо, так же как и герцогство Валентинуа[53], был передан князьям Монако Гримальди[54]. Именно в это время над воротами Эйгьера был высечен герб Гримальди.
Сен-Симон сообщает, что позже Людовик XIV милостиво позволил «владетелю Монако сохранить все привилегии для его дочери». Король обещал, что тот, кто женится на единственной наследнице князя Монако, будет провозглашен герцогом и пэром, и, таким образом, в виде особого расположения, на эту могущественную семью не будет распространяться салический закон[55].
В 1791 году Франция выкупила территориальные права на маркизат Ле Бо у князей Монако, которые, впрочем, сохранили это название в своем титуле. На деле же город постепенно обезлюдел. Своим процветанием, совершенно поразительным, если принять во внимание его местоположение, он был обязан естественной защите. Однако после Революции прежних опасностей больше не существовало, а современная артиллерия шутя расправлялась с любыми скалами, какими бы грозными они ни казались. Население предпочло обосноваться в плодородных долинах. Один за другим пустели красивые дома с богато украшенными окнами. И пустынный Ле Бо, меланхоличный и величественный, стал похож на город-призрак.
Впрочем, история никогда не заканчивается. В новом мире, складывающемся вокруг нас, оживают мертвые города. Сегодняшние путешественники находят живописную привлекательность в неприступной скале, некогда ценимой лишь за стратегическое преимущество. Отель, не менее прекрасный, чем был когда-то замок, притягивает не воинственных сеньоров, а туристов со всего мира. Скалы Портале, закрывавшие вход в Адскую долину, превратились во Врата Рая. Для Ле Бо началась новая жизнь.
Поистине, судьбы городов и поселений так же непредсказуемы, как судьбы людей. На дне ямы, выкопанной в песках пустыни, обнаруживается богатый город. Стремление защитить себя, которое на протяжении долгих лет собирало людей в тесных крепостях, сегодня заставляет их рассеиваться по миру. Кто знает, может быть, новые пещерные люди, скрываясь от расщепленных атомов, в один прекрасный день придут искать убежища в пещерах Ле Бо.
Каркассон. Город-крепость
В детстве я выучил песенку Надо[56] с таким припевом: «Я никогда не бывал в Каркассоне». Я тоже никогда раньше не бывал в Каркассоне[57] и думал об этом неизвестном мне красивом месте так же, как героиня романа Вирджинии Вулф{2} думала о маяке, который мечтала посетить. В один прекрасный день, уже на склоне лет, ее, наконец, отвезли на маяк, и она испытала страшное разочарование.
Действительность, как это очень часто бывает, оказывается неспособной соответствовать нашим ожиданиям.
Наученный горьким опытом, я, в конце концов, стал побаиваться поездки в Каркассон. Я был неправ, ибо это — один из тех редчайших случаев, когда действительность превосходит
