совершенно не нравится!..
Проснулся я от истеричного вопля, доносившегося откуда-то с улицы. Наскоро обернувшись простынёй вокруг бёдер, я выскочил на порог и остолбенел. В трёх метрах от крыльца стояла Акада с Манькой на руках, а вокруг них бегал ошалевший пёс Мотя, разгоняя перепуганных кур.
— Ты что орёшь как чокнут… — Я не договорил, так как перевёл взгляд туда, куда смотрела Акада: за калитку, где не увидел ни казённого свароградского авто, ни соседних участков, ни линий электропередач, ни СНТ вообще. Вокруг было поле. И лес. Лес и поле. И больше ничего!
Обернулся посмотреть на дом. Избушка так и оставалась прежней, точно она и стояла здесь лет эдак сто, только в ином пространстве и времени.
«А дезагрегатор вчера в машине остался, — с упавшим сердцем вспомнил я, — без него переместиться обратно почти невозможно». Но решил продолжить игру с удивлённым возгласом: «Что происходит?!» в надежде на то, что рано или поздно мои сородичи спохватятся, разыщут и переместят обратно. А я тут как тут: трофей-то Лучезарчику и поднесу… Но, как оказалось, игра моя была уже лишней.
Акада повернулась ко мне с искажённым от ярости лицом.
— Это ты сделал!
— Что я сделал?
— Ты — демон! — Она направила на меня обвиняющий перст с таким чувством, что мне самому стало даже как-то не по себе. — Ты переместил нас сюда, в эту глухомань! Ты — слуга дьявола!
— Бредишь? — попытался я отвертеться, но когда увидел ехидно ухмыляющуюся моську Маньки, всё понял: — Так это ты, паршивка, натворила?! — бросился я к кошке в праведном гневе.
Та, спрыгнув с хозяйских рук, заголосила человеческим языком:
— Ты же демоническое отродье! — верещала она писклявым голоском, пока пряталась под хвостом у пса Мотьки. — Ты можешь уйти когда тебе вздумается, а Акаду — не тронь! Не отдам её!!! Пусть лучше здесь, но не там, у Лучезара!
— Да! Да! — подгавкивал Мотя. — Не тронь! Не тронь!
Я остановился, уразумев смысл происходящего. Перевёл взгляд на девушку. Акада не держала себя в руках. Она просто ошалевала от новой реальности. Вряд ли в ту минуту её мозг осознавал услышанное и увиденное.
И тут эти хвостатые товарищи незамедлительно поставили Акаду в известность о моих коварных планах, после чего она как-то странно посмотрела на меня. Поняла всё, осознала…
Для любого демона самый страшный момент — это когда люди осознают действительность, когда у них наступает прозрение; когда миг растягивается и превращается в вечность и они проживают эту вечность с полным пониманием и принятием. В этом случае люди, словно губка, начинают впитывать окружающую их магическую энергию, компенсируя её многолетнее отсутствие в человеческом теле…
…а я оглядел своё тело. Оно и впрямь было уже моим настоящим, а не «лучезарским». Значит, и внешность изменилась.
Да-а-а, теперь влюбить девушку в Лучезара будет совершенно невозможно. Надо сворачиваться. Здесь уже ничего не поделать. Трофей уплыл!
Гордо поправив простыню, замотанную вокруг бёдер, я разочарованно вздохнул и направился к дому, чтобы побыстрее одеться и провести ритуал призыва собратьев, как тут на меня налетели… петухи!
Да я в жизни не видел таких монстров!
Перед тем как мстить, вырой две могилы
Первый, самый крупный пернатый, со своим злобным «ко-ко-ко» принялся клевать мои истерзанные собачьими укусами ноги. Ко всему прочему, птица то и дело подлетала и норовила клюнуть в пах. Пару раз я попал по петуху ногой, но тут второй петух клюнул меня в зад. Я на минуточку отвлёкся и… сам не знаю, как так нелепо вышло: запутавшись в простыне, я свалился на землю, чем тут же воспользовались эти петушиные монстры. Помню только сильный удар клювом в самое темечко и всё — меня окутала непроглядная тьма. Случается же такое! Что за невезуха…
Очнулся я уже ближе к вечеру. Ощупав голову, я с прискорбием отметил несколько болезненных шишек, а кое-где даже сочилась кровь. Почему-то совершенно не было сил. Перевернувшись на спину, я уставился в пламенеющее закатом небо и пролежал так ещё минут двадцать, бездумно рассматривая плывущие облака.
Тишина вокруг: ни городского шума, ни электричек, ни самолётов, ни соседей, которые ещё вчера пьянствовали до полуночи и орали за соседским забором. Только лес шумит могучими кронами, только птицы щебечут в ветвях… Первозданная красота!
Мимо пропрыгала лягушка, забрызгав мне лицо каплями из лужи. Значит, был дождь? Не похоже. Рядом ведро валяется. Скорее всего, меня пытались привести в чувство и обдали колодезной водой. Да, волосы ещё мокрые…
Ужасно хотелось пить, язык буквально присох к нёбу, и я, нервно сглатывая, на четвереньках пополз к порогу дома. Надо сказать, что далось мне это с неимоверным трудом. Не покидало ощущение, будто я пустыню Сахару марш-броском преодолевал, а не жалкие три метра. Постепенно приняв вертикальное положение, я, держась за стену, прошёл в дом.
К счастью, никого из обитателей избы я не встретил, потому что если бы встретил, был бы не готов к серьёзному разговору в столь постыдном виде: свою простыню я потерял ещё на улице, пока, весь изляпанный куриным помётом да землёй, полз на четвереньках к дому.
Вскоре я обнаружил свои вещи. Удивительно, но их никто не тронул, не выкинул и даже не поджёг. Шмотки спокойно лежали там же, где я их вчера и оставил: на полу, рядом с импровизированной постелью.
Схватив вещи и хорошенько выругавшись, я представил, как сейчас пойду и оторву головы петухам, а заодно и Акаде, которая не посчитала нужным помочь мне. В конце концов, я — не только чистокровный нефилим, но мой род берёт начало от настоящего высшего сословия дуатцев, и какая-то полукровка просто обязана уважать меня, служить и бояться!
«Высеку её огненным хлыстом! — выбирал наказание я, пока, злобно сопя, обтирался мокрым полотенцем. — Нет! Заставлю ползать на коленях и молить о пощаде! Голой! Свяжу поганку! И буду… буду… что-то делать с ней… нехорошее… и по принуждению. Нет. Так нельзя. Она же трофей. Вот пусть и остаётся трофеем! Отрежу ей голову энергетическим арканом! Точно! Лучше всего именно так и поступить. И принесу голову Лучезару! Брошу прямо ему на стол! Полукровская ведьма! Гореть тебе в аду! Это уж я точно тебе устрою, не сомневайся! Ак-ада! А Аду тебе не дать?! Получишь сполна и за своих петухов, и за кошку, и за то, что бросила меня посреди двора лежать на голой земле с куриным помётом! Да у меня на голове мухи уже, наверное, яйца отложили! — ужаснулся я при мысли
