потом я же сама только недавно думала в эту сторону…
Я не успела даже кивнуть, как этот деятельный рванул с табуретки, отловил трактирщика и начал что-то ему втирать в красках и лицах, поминутно оглядываясь и делая в мою сторону выразительные знаки. Один знак был особенно выразительный: парень то ли плыть одной рукой пытался, то ли мух отгонял. Потом устал загребать воздух, шагнул полтора раза своими ходулями, меня с табурета приподнял и к трактирщику отбуксировал.
Смотрит на меня совой и спрашивает:
— Да?
— Чего “да”? — решила уточнить я, а то вдруг он меня под шумок трактирщику внаем сдал, картошку чистить или нужник.
— Брат. Младший. Первый. Приехал, — будто недалекому, но как из контекста выходило, родственнику, старательно разжевывал пока еще незнакомец, а чтобы до меня доходило бодрее — опять по спине добавлял.
— Таким — не сдаю, осуждаю, — скривился трактирщик.
— Каким “таким”? — удивился длинный.
— Ведьмарям.
Парень вздохнул и точно с таким же выражением и интонацией, как и мне, повторил для мужика:
— Брат. Младший. Первый. Приехал…
И с каждым словом снова меня бдыщ, бдыщ по лопаткам, будто гвозди забивает. И я вот как-то сразу на собственной шкуре осознала, как страшно быть младшим братом, на порядок страшнее, чем когда этот младший брат у тебя есть. С младшими всегда такая ерунда. Их вечно прибить хочется, но жалко.
Трактирщик снизошел. Видимо мой кислый вид помог или он тоже что-то про младших братьев понимает. Экономный наконец оставил в покое мою спину и они с мужиком ударили по рукам, предварительно плюнув на ладони.
— Лойд, — сказал парень и протянул руку. Даже о штаны не вытер.
Фу-у-у…
* * *
Спать пришлось в одежде. Красота с братского плеча, которую я позаимствовала, хоть и была мне впору в бедрах, но велика в плечах и по росту, потому сидела мешком и отлично скрывала разницу между мальчиками и девочками. Сними я камзол, Лойд сразу бы догадался, что я не парень. Но я еще подстраховалась. Пока мой обретенный попутчик ходил на конюшню за вещами, я успела поплюхаться в лохани в неком подобии помывочной и располовинила косу. Так надежнее. Совсем отрезать ни рука не поднялась, ни экзотичная заточка нашедшихся в помывочной ножниц не позволила. Я и так вспотела, пока пилила этим пыточным инструментом свое рыжеватое добро.
Когда Лойд вернулся, нагруженный, как восточный копытный зверь ублюд (точно ублюд, те тоже плюются!) я усилено изображала спящего на единственной кровати в комнате. Я щедро — мы же братья — выделила ему один из двух тощеватых тюфяков, и колючее обтрепанное по краю одеяло, оставив себе тюфяк попышнее, покрывало, сшитое из лоскутков и приятно шуршащую подушку, в которая вместо перьев была набита лузгой.
Парень меня в плечо потыкал, но я лишь вяло всхрапнула в ответ и он отстал. С час мыкался по комнате, гремел чем-то, шебуршал, возился, устраиваясь на тюфяке на полу, потом угомонился и я заснула, а среди ночи…
— Монти-и-и…
Я открыла глаза и заорала. А кто бы не орал, когда рядом сначала стонут, как неупокойник, а потом над тобой нависает подсвеченное зеленой лампадкой туловище и лицо с желтыми бликующими совиными глазами.
— Ты готовить умеешь? — нормальным голосом спросило лицо.
— Ч-чего?
— Ну, кашу там, похлебку, кулеш, жаркое, кабана на вертеле, торт…
— Какой торт?!
— Грип… Грепфрутовый. Это мой любимый, — котом заулыбался Лойд.
— Ты больной?
— Не… Просто подумал, нам до Курног привал точно понадобится, на обед там, отдохнуть там, крупы я взял, а чего с ней делать, толком не знаю, в смысле, что ее как-то варить надо знаю, а как именно — нет. А ты?
— Тебе прямо сейчас это нужно услышать?
— Ну мне торт приснился и я во сне подумал… Вопишь, как девчонка.
— Ты себя видел?!
— Красивый? — Лойд приосанился, развернул плечи, тряхнул головой, приподнял бровь подковкой, прищурил глаза, странно изогнул губы и поиграл грудными мышцами.
— Придурок, больной придурок, — уверенно кивнула я, отвернулась и накрыла голову покрывалом, чтоб до него дошло, что я спать хочу, а не завтрашнее меню обсуждать. А я еще думала у меня Мортон идиот, да Морт само здравомыслие рядом с этим.
— Эй, Мо! — Лойд, сократив мое и без того сокращенное имя до одного слога, потыкал мне в и так настрадавшиеся от его братского расположения лопатки. — Ты не сказал! Умеешь?
— Умею! — упырем взвыла я. — Отвяжись уже, дай поспать!
— Спи, спи… Эй, Мо!
— Ы-ы-ы-ы…
— Спокойной ночи!
Накрытую покрывалом голову я еще и под подушку спрятала. Кажется, помогло, потому что меня больше никто не трогал до самого утра, пока на заднем дворе трактира не принялся горланить не в меру ретивый петух.
Такая побудка мне, спавшей обычно часов до восьми, была в новинку. Может и ничего, но ночные беседы о грейпфрутовых тортах мешали векам разомкнуться. Так что я еще какое-то время соображала кто я, где я и какая зараза скачет лошадью по комнате, напевая про знойную пастушку, злого волка и посох с бубенчиками. Брякание чего-то пустого и металлического вписывалось весьма органично.
Но что самое удивительное, длинная достача ни слова мне не сказал ни пока мы собирали вещи по комнате, ни пока завтракали свежей и очень вкусной яичницей, еще теплым мягким сыром, ноздреватым хлебом с хрусткой корочкой и запивали все это горьковатым, но приятным травяным чаем. Даже когда нам вывели наших лошадей, накормленных и вычищенных, тоже молчал. Лучше бы молчал и дальше, но увы, все хорошее имеет неприятное свойство заканчиваться очень быстро, а иногда еще и внезапно.
Глава 4
И кто меня, спрашивается, просил спрашивать? Один вопрос, и хляби разверзлись.
— Чего я молчал? Ты, Монти, прямо как мой батя с утра, особенно когда браги перебрал накануне. Морда вся перекошенная, глаза злющие, еще колданет нечаянно, потом и трое не распутают. Он же ведьм.
— А ты?
— И я. Только негодный. Мамка не дала обряд проводить, от него бывает, мрут. / T2x3Usae / Это девкам все сразу на блюде, а если парень ведьм — нужен обряд, чтоб силу принять. Как три весны прошло — проводят. Но я был единственный парень, остальные у нас девчонки, четверо. Вот мать не согласилась. Я вот, к примеру, всегда хотел ловчим быть. Потому батя меня и отправил в Декай. Сказал, может хоть там из меня толк выйдет. А я так думаю, если из меня толк выйдет, одна бестолочь останется. Пусть лучше не выходит, а то еще провалю экзамен, как
