— А кто об этом позаботится? — Алехандро кивнул на покойника. — Пройдет совсем немного времени, и его присутствие здесь станет не слишком приятным.
Тело уже начало вздуваться по мере того, как разлагались внутренние органы.
— Я, надо полагать, кто же еще? — с видом покорности ответил Каль.
— Рядом с нашим домом его нельзя хоронить, — поспешно предупредил Алехандро.
Каль вздохнул.
— Тогда отнесу его в лес. — Он бросил взгляд на спящего товарища. — Вместе с рукой Жана.
За их спинами зашуршала солома — это проснулась Кэт.
— К северу отсюда в лесу есть полянка, — сказала она. — Ягодное место, но в последнее время я никого там не видела. Правда, это не святая земля, но в остальном вполне подходящая для погребения.
— Боюсь, во всей Франции святой земли не осталось, — ответил Каль. — Спасибо, что рассказали об этом месте.
Она кивнула в сторону умершего.
Некоторое время Гильом Каль пристально вглядывался в лицо Кэт и, казалось, вбирал в себя ее образ, потом неохотно отвел взгляд и посмотрел на Алехандро. Щеки у него пылали, точно его поймали на непристойных мыслях.
— Может, если вы согласитесь, ваш père позволит вам показать мне эту полянку, — еле слышно произнес он.
Алехандро не понравилось, что Кэт слишком горячо откликнулась на эту просьбу.
— С радостью.
— Мы пойдем туда все вместе, — заявил Алехандро.
— А как же мой человек? — спросил Карл.
— Прежде чем уйти, мы о нем позаботимся. Вымоем, дадим воды и немного оставшегося у меня опия. И крепко привяжем к столу. Так что, думаю, беспокоиться вам нечего.
«Не то что мне — когда придется оставить тебя наедине с Кэт», — подумал он.
Два
2007
Джейни Кроув подрезала кустарник на заднем дворе под неподражаемое пение Марии Каллас, когда в кармане у нее завибрировал мобильник. Она ожидала звонка, но полная погруженность в музыку заставила ее слегка подпрыгнуть, и, резко сдирая наушники, она зацепилась ими за прядь волос. Пока она выпутывала их, в незащищенные уши хлынул птичий гомон слишком теплого для весны дня. Она подняла взгляд на верхушки деревьев и крикнула:
— Замолчите!
На мгновение воцарилась тишина, а потом щебет зазвучал снова.
Однако эти птицы, которые ежедневно роняли на ее драгоценные цветы свой мерзкий помет, обладали одним замечательным свойством: они поедали огромных москитов, переносчиков самых разных заболеваний, которые мигрировали с севера в эту область Западного Массачусетса. Поскольку еды здесь было в изобилии и атмосфера стала заметно чище, птицы воспринимались как признак возвращения к нормальной жизни по сравнению с тем ужасом, который царил в этих местах всего несколько лет назад.
Она с сожалением сняла наушники. К несчастью, в обозримом будущем ожидать возвращения Марии Каллас не приходилось, как бы тщательно ни очищалась атмосфера и сколько бы москитов ни поедалось птицами.
«Было бы грандиозно вернуть ее к жизни, — мелькнула у Джейни мысль. — Она похоронена в Париже…»
Однако простые смертные вроде нее самой не могли рассчитывать на получение визы в Париж. И никаких больше раскопок, как настаивал адвокат Джейни. От них одни неприятности.
Вытаскивая из кармана сотовый телефон, она загадала желание, чтобы этот звонок был от того самого адвоката и чтобы, в виде исключения, он сообщил ей хорошие новости. Она откинула крышку аппарата и сказала тем ровным тоном, который он был обучен распознавать:
— Включение. — И потом, уже более дружески: — Алло.
Услышав знакомый, слегка усталый голос адвоката Тома Макалистера, Джейни подумала: «Наконец-то».
— Ты во дворе, — сказал он после того, как они обменялись приветствиями. — Птицы.
— Да. Подстригаю кусты, которые, похоже, собрались дотянуться до Флориды. Им эта теплая погода нравится гораздо больше, чем мне — на меня нападает вялость, а они счастливы. — Она опустилась в шезлонг. — Судя по тому, как звучит твой голос, ты тоже не слишком жизнерадостен. Кажется… чем-то встревожен.
— А ведь я был полон решимости сделать хорошую мину.
Она знала, что если бы сидела в доме перед экраном компьютера, на который выведен телефон, то увидела бы, что Том хмурится. Именно это она и услышала в его голосе.
— Может, с присяжными оно и срабатывает, Том, но я знаю тебя слишком хорошо.
— Неужели? — с иронией спросил он. — Тогда почему мне всегда хочется, чтобы мы узнали друг друга еще чуть-чуть лучше?
С игривым смешком она ответила:
— Существует только один способ узнать друг друга еще чуть-чуть лучше.
Он рассмеялся.
— У тебя или у меня?
— Ну вот, теперь ты больше похож на самого себя.
— Хорошо. — Он помолчал, а когда заговорил снова, его голос звучал предельно серьезно. — Есть новости из комитета по восстановлению в правах. Насчет твоего заявления.
Джейни оказалась права. Он был расстроен, и она тотчас расстроилась тоже. Когда-то, теперь казалось — в прошлой жизни, Джейни была неврологом, и неплохим. Все изменилось после Вспышек — когда чума, порожденная отбившимся от рук штаммом золотистого стафилококка (Доктора Сэма[2]— такой акроним придумал один журналист, позже упившийся до смерти), обрушилась всей своей тяжестью на неподготовленный мир.
Откуда им было знать? Как они могли подготовиться? Никто даже не представлял себе такого ужаса. Она едва вслушивалась в перечисляемые Томом детали того, как рассматривалось ее прошение о возвращении к прежней профессии. Том говорил сочувственно, но причины, по которым прошение было отвергнуто, она слышала от него не в первый раз. И в какой бы обертке он ни преподносил ей дурные вести, с каждым днем она воспринимала их все хуже. Под монолог Тома в ее сознании вспыхнула сцена из вчерашнего дня, и сколько она ни пыталась избавиться от этого воспоминания, ничего не получалось. Перед глазами так и стояли тело на тротуаре, полицейские машины, сгрудившиеся на парковке супермаркета, зеленые биозащитные костюмы, зеленая ограждающая тесьма и то, как потом, когда она медленно проезжала мимо с опущенным оконным стеклом, до нее долетели слова копа, сказанные по сотовому телефону: «Скажи там, чтобы отключили счетчики».
Она знала, какие счетчики он имеет в виду. Их уже отключали однажды. Это был крошечный шажок в длинной цепи событий, приведших к трагическим изменениям в ее жизни. Она была хорошей матерью, любящей женой, человеком, довольным жизнью и открывающимися впереди горизонтами. Однако все это у нее отняли — сначала семью, которую сгубила сама болезнь, и потом профессию, в результате вынужденной перестройки медицины во времена после Вспышек. А потом была эта роковая поездка в Лондон, которая, как предполагалось, поможет ей выйти на новую дорогу, построить многообещающую карьеру судебного археолога; поездка, ставшая самым большим фиаско в ее жизни. Теперь, с помощью прекрасного адвоката, своего давнего и близкого друга, она отчаянно пыталась вернуть себе хотя бы частичку прежней жизни.
