это сделать всего лишь однажды…
Для генерала Голубцова Белосток был город-штаб. Здесь и до революции располагался штаб западных войск империи, поскольку Белосток находился тогда не в автономном Королевстве Польском, а на территории самой России в одной из самых западных ее губерний – Гродненской. Рядом с Белостоком проходила и таможенная граница, отделявшая Королевство Польское от Великого княжества Литовского, а позже и от Российской империи. Царское правительство посчитало выгодным сделать из автономной Польши как бы «свободную экономическую зону». Именно тогда в Белостоке так хорошо развернулась промышленность, которая работала на российский рынок, защищенный таможенным барьером от конкуренции товаров Западной Европы. Город стал центром текстильной промышленности, стремительно вырос и развился, втягивая в себя капиталы торговцев и промышленников.
Лишь в 1918 году Антанта передала Белостокский регион воссозданной Польше. Через двадцать один год Белосток и белостокское воеводство снова вернулись в состав России, точнее, СССР, еще точнее – став самой западной областью Белорусской Советской Социалистической республики. Стал, но надолго сохранил отпечаток чужого города. Башни ратуш, пожарных каланчей, костельных звонниц придавали ему заграничный вид: не то прусский, не то померанский. Общий колорит Белостока был скорее всего литовско-польским: на его афишных тумбах и через год после воцарения советской власти все еще трепетали на ветру обрывки реклам, объявлений, плакатов «польского часу», приглашавшие на гастроли варшавских театров или призывавших к оружию против германских интервентов. Поверх них были наклеены агитки, зовущие на выборы в городской и областной советы депутатов трудящихся…
* * *
В Белостоке Константин Дмитриевич Голубцов чувствовал себя князем большого военного стана, даром, что пребывал в этой роли всего несколько месяцев. Да, в здешнем Полесье он был и Бог, и Царь, и воинский начальник. Городские власти – облсовет и облисполком, подчиняли свою деятельность интересам 10-й армии, и хотя секретарь обкома ВКП(б) товарищ Кудряев и пытался смотреть на генерала сверху вниз, все же вскоре понял, что с Голубцовым лучше быть союзником, нежели соперником. Чуть что, даже любая хозяйственная просьба – надо звонить генералу. Не зря за Голубцовым, как, впрочем, и за его предшественником генералом Черниковым, закрепилось негласное прозвище – «генерал-губернатор». Однако «генерал-губернатор» отнюдь не кичился своим положением и с удовольствием принимал у себя и областное, и городское начальство, как партийное, так и советское. И все животрепещущие проблемы решал не за столом своего роскошного кабинета, а в прикабинетной комнате отдыха за низким столиком на гнутых ножках в стиле рококо. Разумеется, не за пустым столиком. Напевая слегка переиначенную песенку «Ах, Тамара, городок…», Голубцов доставал из укромного шкафчика бутылку десятилетнего коньяка «Ахтамар» или в более простых случаях той же выдержки грузинский «Греми». И никто еще из сановных визитеров не отказался от дегустации редчайших в Белостоке напитков.
Весьма неглупый от природы, хваткий до знаний, он умел обращать на себя внимание начальства и стремительно шел в гору. И всякое лыко было ему в строку.
Участвовал в боях на Восточном фронте в Сибири, в 1921 году – в Тифлисской операции. С июля 1921 года командовал бригадой курсантов в Отдельной Кавказской армии. С февраля 1933 года – командир (с августа 1935 одновременно и военный комиссар) 22-й стрелковой дивизии Северо-Кавказского военного округа.
Кавказ вошел в его жизнь и миропонимание. Так что Голубцов умел принимать вышестоящих начальников и всевозможных инспекторов. Никто из них никогда не отказывался от душистых бараньих котлет или от шашлыка на ребрышках под ледяную русскую водку со льдом или под грузинский коньяк – кто что пожелает. То было воистину кавказское гостеприимство – не зря же Голубцов закончил школу прапорщиков в кахетинском городе Телави, где и усвоил замечательные традиции грузинского застолья. Ах, Телави, древняя столица Кахетинского царства, как щедры твои винные подвалы, как кипучи твои алазанские вина, как величественен твой восемьсотлетний платан! В Телави был похоронен отец Вождя – Виссарион Иванович, погибший здесь в пьяной драке. Конечно, Телави вызывал у Сталина безрадостные чувства, то ли дело Гори, где тоже находилась школа прапорщиков. Но учиться именно там – не случилось. А жаль… Так или иначе, но Голубцов и тосты умел произносить на грузинском. И за столом Константин Дмитриевич производил особенное впечатление на высоких гостей, когда поднимал бокал за товарища Сталина, и произносил здравицу в честь вождя на его родном, грузинском языке.
И никто из высоких проверяющих начальников, разумеется, не заглядывал на хоздвор роты обслуживания армейского штаба и не вникал в напряженную жизнь скотного двора с двумя дойными коровами, тремя свиньями и полдюжиной баранов. Коровы поставляли к столу командарма, а также в салон для высшего комсостава парное молоко, сливки и творог, любая свинья в нужный момент могла превратиться в шедевр колбасно-ветчинной кулинарии, а баран – в шашлык, котлеты или плов на курдючном сале. Вся эта походно-полевая ферма могла быть в считанные минуты загнана в скотовоз на шасси грузовика-трехтонки и следовать в штабной колонне туда, куда подскажет военная необходимость. Представитель партии, всегда стоявший за его спиной, дивизионный комиссар Дубровский снисходительно относился к гастрономическим излишествам командующего.
А еще Голубцов знал толк в русской бане и с младых ногтей любил влажный аромат дубового или березового веника. И куда бы военная фортуна ни забрасывала его, повсюду он отыскивал либо готовую баньку, либо «организовывал» новую. Именно в банных застольях рождалась та движущая сила «войскового товарищества», которая возносила генерала Голубцова все выше и выше.
18 марта 1941 года генерал-майор Голубцов был назначен командующим 10-й армией Западного особого военного округа, а 27 марта 1941 года он отпраздновал свое 45-летие в Белостоке с присущим ему размахом. К этому юбилею Голубцов, что называется, вошел в тело, погрузнел, стоячий воротничок кителя не охватывал шею, и на него свешивались брыли, однако он не был занудой, умел быть кунаком и больше всего ладить с начальством, понимать его с полуслова и даже предугадывать эти полуслова…
* * *
Приняв армию и объездив Белостокский выступ вдоль и поперек – от Августова до Нура, от Осовца до Чижева, от Остроленки до Волковыска, Константин Дмитриевич пришел к выводу, что противнику в его военной вотчине делать нечего. Увязнет в затяжных боях на любом участке пограничного обвода, а раз увязнет, замедлится, то тут же получит мощный удар из глубины выступа, где сосредоточен,