Зато сегодня их ждет ужин в компании старых друзей, а члены ЧКБО не склонны воспринимать слишком серьезно что бы то ни было. Это счастливые деньки, и тем более счастливые, что кажутся чем-то само собою разумеющимся. Покидая школу короля Эдуарда в 1911 году, Толкин с ностальгией писал в школьной «Хронике»: «Дорога была неплоха – местами, конечно, неровна и ухабиста, но говорят, что дальше будет еще тяжелее…»[8]
Никто даже представить себе не мог, насколько тяжелы окажутся грядущие годы и на какую жуткую бойню шагает это поколение. Даже теперь, на исходе 1913 года, невзирая на растущие признаки того, что «слишком цивилизованному» миру грозит война, невозможно предвидеть, когда и как она разразится. Не пройдет и четырех лет, как в пожаре войны из пятнадцати игроков в составе команды Толкина четверо будут ранены, а четверо погибнут – в том числе Т. К. Барнзли, Дж. Б. Смит и Роб Гилсон.
На каждые восемь человек, мобилизованных в Британии в ходе Первой мировой войны, приходится один погибший. Толкиновская команда понесла потери в два раза более тяжелые, и однако ж они сопоставимы с долей смертей среди выпускников школы короля Эдуарда и среди бывших учеников частных школ по всей Великобритании – примерно один из пяти. Что соответствует статистике по их ровесникам-военнослужащим, бывшим студентам Оксбриджа, подавляющее большинство которых становились младшими офицерами и должны были руководить боевыми операциями и возглавлять атаки. Отдавать должное Оксфорду и Кембриджу, да и социальным элитам в целом, в наши дни уже не модно, но правду не оспоришь – Великая война выкосила больше молодых людей того же возраста и статуса, что и Толкин, нежели в любой другой социальной группе Британии. Современники говорили о «потерянном поколении». «К 1918 году, – писал Толкин полвека спустя в предисловии ко второму изданию “Властелина Колец”, – все мои близкие друзья, за исключением одного, были мертвы».
1
Накануне
Если бы Джон Рональд Руэл Толкин в детстве отличался здоровьем более крепким, война настигла бы его еще до того, как ему исполнилось семь лет. Он родился 3 января 1892 года в Блумфонтейне, столице Оранжевой республики – одной из двух бурских республик, добившихся независимости от британского владычества в Южной Африке. Отец Джона Рональда заведовал там отделением Африканского банка. Артур Толкин приехал туда из Англии; его невеста Мэйбл Саффилд вскорости последовала за ним, и молодые люди поженились в Кейптауне. В глазах голландских поселенцев – буров – в Блумфонтейне они были «уитлендерами», то есть иностранцами, которые имели очень мало прав, зато налоги платили огромные. Однако многие шли на это в надежде сколотить состояние: страна изобиловала золотыми рудниками и алмазными копями. В 1894 году родился брат Джона, малыш Хилари. Жаркий климат плохо сказывался на старшем из мальчиков, так что на следующий год Мэйбл решила ненадолго свозить сыновей в Бирмингем. Но назад они уже не вернулись. В феврале 1896 года Артур умер от ревматической лихорадки. Так что жестокая Англо – бурская война[9] за права уитлендеров, разразившаяся в конце 1899 года, Мэйбл Толкин и ее сыновей никак не затронула.
Оказавшись в безопасной Англии, Мэйбл воспитывала сыновей одна. Она поселилась с ними в скромном домике в деревушке Сэрхоул под Бирмингемом. В течение четырех безмятежных лет она сама обучала обоих мальчиков дома; климат и атмосфера этой сельской идиллии запечатлелись в сердце юного Джона Рональда, составляя разительный контраст с тем, что он знал до сих пор. «Если ваша первая рождественская елка – это жухлый эвкалипт, и если вас обычно допекают жара и солнце, – вспоминал он в конце жизни, – то, внезапно (как раз тогда, когда у вас пробуждается воображение) оказавшись в тихой уорикширской деревушке… проникаешься особой любовью к тому, что можно назвать английской глубинкой центрального Мидленда, где чистая вода, камни, вязы, спокойные речушки и… поселяне…» Но в 1900 году Джон Рональд поступил в школу короля Эдуарда, и семья снова перебралась в промышленный Бирмингем, поближе к ней. И тут, к вящему негодованию и Саффилдов, и Толкинов, Мэйбл приняла католичество. Какое-то время мальчики ходили в римско-католическую школу под управлением священников Бирмингемского Оратория. Толкин далеко опережал одноклассников, так что в 1903 году он вернулся в школу короля Эдуарда, но католиком оставался до конца жизни. Мэйбл болела диабетом, в ноябре 1904 года она впала в кому и умерла; Толкин считал, что его мать приняла мученический венец ради того, чтобы воспитать своих мальчиков в истинной вере.
Незадолго до смерти Мэйбл семья снимала комнаты в коттеджике в Реднэле, графство Вустершир, за пределами города. Но теперь опекун мальчиков, отец Фрэнсис Морган из Оратория, нашел им жилье в Эджбастоне, и, переехав с первоначального тамошнего адреса на новый, шестнадцатилетний Толкин познакомился с еще одной квартиранткой – девятнадцатилетней Эдит Брэтт. Хорошенькая Эдит была талантливой пианисткой и тоже сиротой; к лету 1909 года молодые люди полюбили друг друга. Но еще до исхода года отец Фрэнсис прознал о романе и запретил Толкину видеться с Эдит. Как бы ему ни было больно, Толкин послушался опекуна; отныне он целиком посвящал себя ЧКБО, школьным друзьям и регби – и даже стал капитаном команды своего дома. Со второй попытки он поступил в Оксфорд и заслужил стипендию – 60 фунтов в год на оплату обучения на классическом отделении.
Мэйбл привила старшему сыну любовь к рисованию. В своем первом альбоме он изображал морских звезд и водоросли. Из очередной поездки на морской курорт в Уитби в 1910 году он привез исполненные экспрессии зарисовки деревьев, зданий и пейзажей. В художественных опытах Толкина было больше эстетики и эмоциональности, нежели академизма. Его фигуры и портреты в лучшем случае комичны или стилизованы, в худшем – примитивны; о своих талантах художника он всегда был весьма скромного мнения. Лучше всего ему удавались узоры и орнаменты, примером тому его знаменитые декоративно-условные, графичные обложки к «Хоббиту» и к «Властелину Колец».
Также Толкин через Мэйбл унаследовал от своего деда, Джона Саффилда, способности к каллиграфии – его предки были граверами и изготовителями печатных форм. У самой Мэйбл почерк был весьма вычурный: заглавные буквы и подстрочные элементы украшались завитушками и росчерками, наклонные поперечины выразительно устремлялись вверх. В официальной переписке Толкин использовал почерк, основанный на средневековом «базовом письме», но в юности он, по-видимому, варьировал стили письма для каждого из своих друзей, а позже, в наспех набросанных черновиках, его каракули больше всего походили на электрокардиограмму пациента в реанимации.
