— Нет, — сказал Генри, — это довольно трудно.Эта карта — тот самый непредсказуемый фактор.
— Непредсказуемый для чего? — уточнил м-рКенинсби.
— Ну, — Генри на секунду задумался, — скажем,если хочешь узнать судьбу по картам Таро. Как известно, гадательных системсуществует несколько, но ни одна из них не говорит, что означает Шут. Обычноего добавляют к Старшим Арканам — до двадцати двух.
— Их и есть двадцать два, — сказал м-рКенинсби. — Я только что перечислил все номера.
— Нет, сэр, — ответил Генри словно нехотя. —Это не совсем так. Строго говоря, их — двадцать одна и ноль, как говорила миссКенинсби. А ноль — он и есть ноль, ничего, то, что не считается.
— Может, еще какие-нибудь посмотрим? — спросилРальф.
— А ты умеешь по ним гадать? — с надеждой спросилаНэнси, но Генри покачал головой.
— Не так, как нужно. По крайней мере, пробовать мне быне хотелось. Но вообще-то это можно; мой дед должен знать, как это делается.Очень любопытные карты, а эта колода — особенно.
— А что в ней такого особенного? — не отставалаНэнси.
Генри ответил, не сводя глаз с карт:
— Говорят, что тасует карты земля, раскладывает дождь,перебирает ветер, а разделяет по мастям огонь. А Старшие Арканы могут объяснитьвсе, что происходит в мире, они есть мера бесконечного танца.
— Какие-нибудь простонародные суеверия, надополагать? — заметил м-р Кенинсби, от всей души желавший, чтобы его дочь несвязывалась с таким суеверием, как этот Генри Ли.
— Скорее всего, так оно и есть, сэр, — ответилмолодой человек. — Мой народ любил рассказывать эти истории еще в тевремена, когда весь табор собирался вокруг костров.
— Жутко интересно, — сказала Нэнси. — А чтотакое «бесконечный танец», Генри, миленький?
Он легонько приобнял ее, как только м-р Кенинсби повернулсяк ним спиной.
— А разве ты не знаешь? — шепнул он. —Посмотри на седьмую карту.
Она послушно отыскала глазами нужный номер и увидела подмонограммой двух влюбленных; обе фигуры в золотистом ареоле, обе — спротянутыми навстречу друг другу руками, обе одеты в шкуры какого-то дикогозверя. Они шли рядом, танцуя, по длинной дороге, которая начиналась с точки нагоризонте и выходила на передний план. Рука Нэнси накрыла руку Генри, онаулыбнулась ему и сказала:
— Только-то?
— Это, по крайней мере, первый шаг, — ответилон. — Если, конечно, не начинать с Отшельника.
— Сибил, я жду, — напомнил м-р Кенинсби, и Си-билпоспешно взяла следующую колоду, а Ральф с видимым удовольствием собрал колодуТаро и убрал на место.
Но интерес зрителей внезапно иссяк. Генри и Нэнси былизаняты собственными чувствами, м-ру Кенинсби и его сыну стало скучно, и черезпару минут Сибил учтиво произнесла:
— Не кажется ли вам, что на сегодня довольно? «Она ивправду всегда точно знает, когда остановиться», — подумал про себя м-рКенинсби, а вслух заметил:
— Как хочешь, как хочешь. Что скажете, Генри?
— А?.. — вздрогнул Генри и тут жесогласился, — О, как вам угодно.
— Я за то, чтобы их убрать, — сказал Ральф ещеохотнее, чем отец. — Недурственная коллекция. А те, как-вы-их-там-называли— просто главный лот.
Часа два спустя Нэнси провожала Генри до дверей. Звезда,низко висевшая над горизонтом, напомнила ей одну из «как-их-там-называют» карт.
— Ах, дорогой, ты научишь меня предсказывать судьбу потем картам — ну, по особенным?
— По Таро? — переспросил Генри с легкой иронией.
— Если ты их так называешь, — сказала она. —Я немножко умею гадать по обычным.
— А рука у тебя чуткая? — спросил он. — Тутважно чувствовать, как карты ложатся, не неволить себя, делать то, что онискажут.
Нэнси поглядела на свои руки, пошевелила кистями.
— Почему бы и нет, главное — не торопиться. Ну, испытайменя, Генри, милый.
Он положил обе ее руки к себе на ладонь.
— Мы попробуем, дорогая, — серьезно произнесон. — Мы обязательно попробуем, что ты сумеешь сделать со СтаршимиАрканами. Если это действительно та самая колода… Как ты думаешь, твой отец немог бы продать их мне?
— Зачем? Они тебе нужны? — удивилась Нэнси. —Я всегда знала, что ты все-таки настоящий цыган! И ты сменишь обличье и уйдешьк своему племени? Ой, давай, а я стану цыганкой. «Добрый господин, добрыйгосподин», — затараторила она. — И каждый кладет в мою ладонь пофунтовой бумажке, потому что я прекрасна, а Король, может быть, поцелует меняна виду у всех придворных дам. Тебе это понравилось бы? А потом он подарит мнебриллиантовое кольцо, а ты будешь хвастаться им, когда всякие судьи придут кнам пить чай. И не уверяй меня, что не придут, потому что ты станешь судьей, ивы будете обсуждать всякие случаи, а у меня останется только бриллиантовоекольцо, чтобы вспоминать, как Король Англии подарил его нищей цыганскойдевочке, когда она еще не превратилась в леди Ли и ей не приходилось смягчатьсердце своего мужа, чтобы он был подобрее к бедным осужденным, которых приводитк нему полиция. Теперь ты знаешь, о чем я мечтаю, и когда увидишь, что язадумалась, никогда, никогда не мешай мне.
— Вряд ли мне удастся тебе помешать, — заметилГенри.
— Противный! — надулась она. — Ты смеешьсянад своей бедной Нэнси! Скажи еще, что я болтушка! Что же мне, на пальцах стобой разговаривать, — она, дурачась, подняла руки и неуклюже воспроизвеланесколько жестов из языка глухонемых, — чтобы объяснить, в какой магазин ясобираюсь?
Он поймал ее руки в свои и легонько сжал.
— Не хвастайся своей красотой, радость моя, а то когдая стану судьей, придется разбираться с твоим слишком гордым сердечком, и внаказание отправлять твои нежные руки в тюремную прачечную.
— А я завлеку сына губернатора и убегу, — сказалаона, — и напишу балладу о жестоком судье, и о том, как он сначала побил, апотом запер свою милую. Дорогой, тебе пора идти. До завтра, хорошо? Поезжайдомой и ложись спать. Спокойной ночи. С тобой ведь ничего не случится,обещаешь?
— Я пресеку любые происшествия в самом начале, —сказал Генри. — Если что-то начнет происходить, оно у меня не обрадуется.
— Хорошо, — сказала она. — А то мне совсем нехочется, чтобы еще что-нибудь происходило. Ну же, спокойной ночи — почему тывсе еще здесь? Тебе ведь не очень далеко до дома. К полуночи навернякадоберешься.
