постараемся проделать все как можно быстрее. Вас как зовут?
— Яся.
— Мы с вами заполним бумажки, а дальше пойдете по рукам, — он шутит, и я в ответ улыбаюсь.
— Я только предупрежу своих, — говорю и достаю телефон.
Звоню Егору.
— Я в хирургии, Егор. Одному парню нужна кровь, у него такая как у меня, третья отрицательная. Я вызвалась быть донором.
— Полиция уже приехала, Ясмина. И адвокат. Но я скажу, что вы в отделении, не волнуйтесь.
— Спасибо, — медлю, хоть вопрос и вертится на языке. И все-таки решаюсь: — Егор, а… Дамира Данияровича так и нет?
— Нет, Ясмина, но он…
— Я помню, — быстро договариваю, — как только освободится, так сразу и приедет.
— Ясмина, — окликает в трубку Егор. Невразумительно мычу. — Все будет хорошо.
Грудь стягивает металлическими кольцами, отчего на глазах выступают непрошенные слезы. Полиция примчалась быстрее молнии. Адвокат уже здесь. И только тот, чье присутствие мне важнее всего, не торопится.
Червячок сомнения, который зародила во мне Жанна, ворочается внутри жирным отъевшимся питоном. Но передо мной уже услужливо распахиваются двери кабинета.
— Проходите, Яся.
Спешу пройти внутрь. Вслед за мной входит главврач и говорит сидящему за столом доктору:
— Сходи-ка ты, Станислав Андреевич, попей кофе. Я сам все оформлю. А вы садитесь, Яся, садитесь. И давайте сюда ваш паспорт.
Доктор кивает, сгребает рассыпанные по столу бумаги и выходит.
Сажусь напротив, достаю документ и кладу на стол. Теперь я могу прочитать фамилию главврача на бейджике. Анохин Игорь Валентинович.
А Анохин Игорь Валентинович в свою очередь изучает мой паспорт.
— Беляева Ясмина Олеговна. Хм, Ясмина, — он поднимает глаза и одобрительно хмыкает, — красивое имя.
Анохин начинает заполнять формуляр, а я сама не знаю почему сижу и не заикаюсь, что я уже не Беляева, а Батманова. Я просто до сих пор не поменяла паспорт.
Послезавтра истекает месяц, как мы с Дамиром заключили брак, и завтра на десять утра у меня запись в центр предоставления административных услуг.
Я как обычно все прохлопала, поздно спохватилась и еле успела записаться в электронную очередь. Дамир будет ругаться, поэтому я ему ничего не сказала. Успела же.
— Игорь Валентинович, только я возможно беременная, — говорю Анохину, и ручка, летающая по бумаге, застывает в воздухе. — Это ничего?
— Возможно? — смотрит он на меня поверх очков. — Или непонятно?
— Я сделала тест, — объясняю, — он показал две полоски. Но задержка всего два дня.
— И как вы себя чувствуете?
— Ну… Хорошо, — пожимаю плечами.
— Ничего не беспокоит? Головокружение? Слабость? Тошнота?
Прислушиваюсь к себе.
— Да нет.
Пауза. Игорь Валентинович кусает нижнюю губу, не сводя с меня непонятного взгляда.
— Чего вы молчите, Игорь Валентинович, я могу стать донором? — переспрашиваю в какой раз.
— Что? А, да, да. Конечно, — его рука держащая шариковую ручку, летает по бумаге, оставляя после себя мудреные и малопонятные закарлючки. — Я посмотрю ваше горло, мы померим давление и пойдете на забор крови. Вот тут поставьте подпись, будьте любезны. И вот тут… В этом году флюорографию делали? А когда в последний раз были у окулиста?
Он засыпает меня вопросами, и я отвечаю. У окулиста была вместе с флюорографией, потому что перед поступлением в универ проходила медицинскую комиссию.
Расписываюсь в нескольких местах на формуляре и иду в перевязочную. Там меня уже ожидает целая команда. Укладывают на удобную кушетку, предлагают включить фильм, но я отказываюсь. Лучше полежу с закрытыми глазами эти десять-пятнадцать минут.
Десять. Мне предлагают осторожно встать. Поднимаюсь, прислушиваясь к изменениям в организме. Но как будто никаких особых изменений не чувствуется.
Меня переводят в соседнюю комнату, подсовывают сладкий чай, куриную котлету с ложкой каши. Я все уминаю за один присест. Я и не думала, что настолько сильно проголодалась.
За дверью слышатся голоса.
— Я отблагодарю, даже не сомневайтесь, — на уже знакомом ужасном английском говорит один из голосов.
Наверное его собеседник не сомневается, потому что открывается дверь, и в комнату входят Анохин с отцом парня, для которого я только что сдала кровь.
— Как вы, Яся? Все хорошо? — Игорь Валентинович окидывает меня странным бегающим взглядом. — Ешьте, ешьте, восстанавливайте силы. Организм у вас молодой, восстановится быстро.
Мужчина с ужасным английским и широкими плечами садится рядом.
— Как тебя зовут, дочка? — спрашивает он меня по-турецки.
— Ясмина.
— Ясемин… — он устало улыбается, в уголках глаз блестят прозрачные капли. — Я твой должник, Ясемин. Мой сын Атеш теперь твой брат. Мой дом — твой дом. Вот, возьми, дочка, найдешь меня.
Он всовывает в руку визитку и стремительно выходит из комнаты, а я мысленно желаю здоровья незнакомому парню по имени Атеш. С которым я и мой малыш поделились сегодня частичкой жизни.
Рука тянется к животу, но в комнату входят Илья с Егором, и я подавляю порыв. Прямоугольный кусочек черного картона, на котором золотом вытеснено имя, прячу в карман.
— Пойдемте, Ясмина, Дамир Даниярович вас ждет.
У моих парней мрачные лица, по которым я понимаю — что-то случилось.
— Егор, Илья, — зову тихонько, — вы почему такие? Все плохо?
— У Осадчей выкидыш, Ясмина, — глядя в соседнюю стенку, отвечает Егор. Поворачивает голову и смотрит мне в глаза. — Она потеряла ребенка.
— Там ее отец приехал, они ругаются с Дамиром Данияровичем, — продолжает за него Илья. — так что пойдемте быстрее.⠀
— Я ее посажу, эту твою нищенку, Дамир! — слышу резкий неприятный голос. Он кажется мне знакомым, и только спустя минуту я понимаю, что послужило причиной.
Интонации. Крикливые с истеричными нотками.
Никогда бы не подумала, что интонации могут сделать мужской и женский голоса настолько похожими. Но папаша Осадчий оказался под стать дочурке.
Ну может быть его голос не такой визгливый.
— Нет, Игорь, ты не тронешь Ясю, — зато голос мужа звучит непривычно устало. А еще и просительно. Это неприятно скребет внутри, я никогда не слышала, чтобы он кого-то просил. Мой муж из тех, что привык командовать. Приказывать, диктовать условия. Но никак не просить. — А мы с тобой будем договариваться.
— Я тебе все сказал. Больше никаких условий, только те, что я озвучил, — зло говорит Осадчий, и я вхожу в зону видимости обоих мужчин.
Они синхронно оборачиваются в мою сторону, взгляды фокусируются на мне, и я будто в замедленной съемке вижу, как меняются их лица.
Осадчий на глазах из просто сердитого мужчины превращается в разъяренного быка. Такого, какими их рисуют в анимационных фильмах — с большой головой, выпяченной челюстью, широченными плечами и почти полным отсутствием шеи.
Ему бы еще кольцо в нос и, как поется в популярной песне, картина дорисована. Она сегодня весь день у
