имела в виду?
Боб останавливает нашу почти дискуссию:
— Хорошо. Ты можешь идти. — Мы обе поворачивается, чтобы недоверчиво посмотреть на него.
Наблюдаю за ним некоторое время, потом тихо спрашиваю:
— Правда?
Он кивает:
— Да. Я доверяю твоим рассуждениям. Если ты говоришь мне, что готова, я тебе верю. Я говорю ему:
— Да. Я могу сделать это.
Он делает вдох и отвечает на выдохе, внезапно выглядя уставшим:
— Я знаю, ты сможешь.
Именно в этот момент я клянусь, что у Боба не будет причин беспокоиться о моей работе в Мираже.
Я смогу сделать это.
Я смогу.
Глава 4
— Ключ не должен думать о них, как о людях, — говорит Боб.
— Ты должна думать о них, как о паразитах, которых нужно истребить.
Я рассеяно киваю, делая в уме примечания.
Паразиты. Не люди. Отмечено.
Это действительно происходит. Я потрясена и переполнена информацией, вдолбленной в меня за такой короткий срок.
Френки идет с нами. Она добавляет:
— Сложность в том, что они похожи на обычных людей. И они могут быть людьми, только нехорошими людьми, Кэт. Они — ничтожества, и они должны быть остановлены, любым способом. Они не были бы в нашей базе, если бы были законопослушными гражданами. Ты понимаешь это?
— Ага. Хорошо.
Смесь волнения и страха заставляет адреналин неистово курсировать по телу. Так сильно, что меня может стошнить. Я закрываю глаза и беру под контроль дыхание, вынуждая себя успокоиться.
Сказать по правде, ничто в сегодняшнем вечере не пугает меня, кроме того, что все ожидают моего провала. Это сильно меня пугает.
Я мысленно подбадриваю себя.
Джеймс был ошибкой. Это никогда не повторится. Ты можешь сделать это. Ты тренировалась для этого с тех пор, как тебе исполнилось пять. Это твоя вторая натура, твое призвание в жизни.
И что самое важное…
Этого хочет Бог.
Этот факт вдолбили в меня навсегда. Я должна верить, что это Божья воля. Если нет, то я просто преступница, не лучше тех людей, на которых я охочусь.
Боб ведет нас через кухню на задний двор, мимо моего сада. Мы идем, пока не доходим до амбара, который стоит в самой глубине территории. Это стопроцентное бельмо на глазу. Он практически разрушает элегантность остальных построек, но это бельмо здесь не зря.
Большие двери амбара выглядят старыми, краска потрескалась и облезла. Боб обходит их и направляется в сторону здания с армированной дверью и клавиатурой сбоку. Он набирает шестизначное число:
— Если все сегодня пройдет удачно, то ты получишь собственный код.
Френки улыбается мне, и это успокаивает мою душу. По крайней мере, она верит в меня.
Стальная дверь шумит и вибрирует прежде, чем мы слышим, как щелкает замок. Боб отодвигает ее, и мы входим за ним внутрь. Прожектор включается, окуная нас в яркий свет.
Четыре машины стального цвета занимают большую часть амбара. Боб тихо проходит между автомобилями к дальней стене, где нас ожидает еще одна стальная дверь. И мое сердце пропускает удар. Или два.
Вот он.
Я входила в мозговой центр «Миража» только однажды. Два года тому назад. Тогда мне было 16, и Боб думал, что я была готова для моего первого задания. Тогда я тоже так думала.
Мы оба ошибались.
Боб остановился у клавиатуры. Не оглядываясь, он спрашивает:
— Ты уверена в этом, Кэт?
Я хочу, чтобы люди прекратили спрашивать меня.
Каждый раз, когда мне задают этот вопрос, маленькая часть уверенности покидает меня. Я стискиваю зубы, сдерживая саркастическое замечание, которое сидит на самом кончике языка, и вместо этого отвечаю:
— Конечно, уверена, Боб. Сделай это. Впусти меня.
Он набирает свой код, дверь свистит, урчит и щелкает, затем я жду.
Боб открывает дверь, отходит и искренне улыбается мне:
— Добро пожаловать обратно, Ночная Фурия.
Дергая подбородком в сторону Френки, он добавляет:
— Лунная Тень проведет тебя. Мне надо кое-что доделать.
— Спасибо, босс.
Он минуту смотрит на меня, прежде чем притягивает в медвежьи объятия:
— Просто постарайся изо всех сил.
И потом он уходит.
Френки, кодовое имя Лунная Тень, берет меня за руку и тянет за собой. Стальная дверь захлопывается за нами, и она говорит:
— Ты ведь понимаешь, что у него нет никаких срочных дел, да? Он просто чертовски напуган, что его малышка выросла.
Я знаю, что должна закатить на это глаза, но вместо этого улыбаюсь:
— Ну, он мне как папа. Я думаю, это должно быть сложно для него.
Она усмехается:
— Он тренировал тебя больше десяти лет, Кэт. Он должен скрывать такие эмоции. Они не принесут никому пользы.
Конечно, она права, но это так мило, что кто-то заботится о тебе так сильно.
Я следую за ней по длинному, слабо освещенному коридору, звуки наших шагов отражаются эхом в узком пространстве. Я иду к своей судьбе.
Как поэтично.
Мы достигаем конца коридора. Френки набирает свой код. Еще жужжание и гудение, стальные двери щелкают, открываются и, наконец, я дома. Я делаю первый шаг на пути к остальной части моей жизни, и делаю его с самодовольной ухмылкой.
Это захватывающе. Я взволнована.
Моя жизнь повернется на 180 градусов. От скучной до удивительной. Не могу дождаться.
— Добро пожаловать обратно в «Мираж».
Френки начинает спускаться вниз по лестнице на первый этаж, а я застыла на верхнем этаже.
Мои глаза сканируют помещение. Я пытаюсь рассмотреть все, но это сложно, как резкое перемещение от абсолютной темноты в яркое полуденное солнце. И этот свет здесь. Помещение просторное и практически пустое, только два стола стоят посреди открытого пространства. Четыре исписанные доски вокруг столов, которые замусорены документами и фотографиями. Звуки слышны отовсюду. Гудение компьютеров, скрип принтеров и факс создают свою мелодию, но яснее всего ритм танцевальной музыки, доносящийся из стереосистемы внизу.
Френки подходит к двум мужчинам, которые покачивают головами в такт музыке, быстро печатая. Один мужчина говорит в гарнитуру, прикрепленную к уху, а другой вскакивает со стула, чтобы добавить больше каракулей на одну доску.
Я знала одного из мужчин, сидящих внизу, а второй был новеньким, и когда я говорю «новенький», то имею в виду, что он был принят в течение тех двух лет, пока меня здесь не было. Так что, я думаю, он был не таким уж и новеньким. Возможно, я новый человек в этой комнате.
Ты была здесь всю свою жизнь, и ты — новенькая? Ну и дерьмо!
Френки подходит к мужчине, который печатает, наклоняется ближе к нему и говорит что-то, что заставляет его перестать печатать,
