соседней долины орел много лет тому назад девочку унес. И будто бы матушка ее до сих пор жива, все о дочери горюет. Отправились Аквила с женихом в другую деревню и там отыскали женщину, у которой орел девочку утащил. Увидела женщина Аквилу и тотчас признала свою дочь. То-то радости было!
А вскоре и свадьбу сыграли. На свадьбу и орел прилетел. Порадовался он за названую дочку — добрый молодец ей в мужья достался! Жил он еще долго в своем гнезде, но всегда к Аквиле прилетал, помогал ей советом да делом. И детей ее нянчил, учил ничего не бояться, на самые высокие горные кручи взбираться.
Глухие пастухи
ас однажды глухой пастух на выгоне коз. Отвернулся он на миг, глядь — козы исчезли, будто сквозь землю провалились. Неподалеку другой пастух овец пас. И тоже глухой. Вот первый его и спрашивает:
— Братец, не видал ли моих коз?
Махнул тот рукой в сторону и отвечает:
— Деревня вон там, за горушкой. Иди все прямо да прямо, с пути не собьешься.
Побежал пастух и вдруг по другую сторону горушки своих коз увидел. Захотелось ему того, что овец пас, отблагодарить. Выбрал он из своего стада самого хилого, безрогого козленка. «Для подарка сойдет!» — подумал он, взял козленка и побежал к овечьему стаду.
— Вот тебе подарок! — говорит пастуху. — Если б не ты, не найти бы мне коз, я их целых полдня зря искал.
— Что?! — в сердцах закричал тот. — Я козленку твоему рожек не обламывал!
Пустился он от него прочь во всю прыть, а тот за ним следом:
— Возьми подарок! Возьми подарок!
Бегут они чуть ли не наперегонки, а навстречу им пастух, что коней пас, скачет. Надо же такому случиться: и он глухой! А вдобавок еще чужого коня увел и верхом от погони спасался. Подскочил к нему тот пастух, что овец пас, схватил коня под уздцы и говорит:
— Нет, ты только подумай, этот чудак говорит, будто я его козленку рожки обломал.
Пастух, что коз пас, сзади бежит, пыхтит и знай свое кричит:
— Не хочет он мой подарок брать! А если он козленка не возьмет, счастья мне не видать!
Тот, что коней пас, в ответ во все горло кричит:
— Да не видал я ваших лошадей! Отстаньте от меня!
Вырывает он из рук пастуха поводья, хочет ускакать. А тот его не отпускает, свое твердит:
— Нет, прежде скажи — виноват я или нет!
— Ладно, будь по-вашему, — отвечает всадник, — коли этот конь ваш, забирайте его. Нате, подавитесь! Но уж седло ни за что не отдам! Мое седло!
Соскочил он с коня, седло снял и пустился наутек! Бросил тут пастух поводья: заржал конь и к своему стаду помчался. Пастух следом за тем, что коней пас, бежит и кричит:
— Нет, ты мне ответь… Ответь!
А за ним другой, с козленком на руках, мчится и во всю глотку орет:
— Кому говорю?! Возьми козленка! Хоть он и хворый и безрогий, все равно возьми! Это подарок!
Так втроем они до ближней деревни и добежали. Впереди тот, что коней пас, за ним — тот, что овец пас, позади третий — с козленком на руках. Бегут, каждый свое кричит, никто никого не слышит.
Зато люди в деревне услыхали шум да крики и все на дорогу повыскакивали. Не знали они, кто к ним бежит, и подумали: «Видать, разбойники добычу меж собой не поделили». Схватили они троих чужаков и к судье повели. А тот их в сердцах спрашивает:
— Чего вы на деревню страх нагнали? Какую добычу не поделили?
Пастухи ничего не слышат, и невдомек им, о чем судья толкует. Решили они, что ему уж все доподлинно известно, потому-то и гневается. Стало быть, лучше всего честно во всем сознаться.
Первым начал тот, что коз пас.
— Господин судья! — говорит. — Я все скажу! За свою жизнь я больше ста коз украл. Но сегодня хотел безрогого козленка подарить этому пастуху, отблагодарить за то, что моих коз найти помог. А он козленка ни за что взять не хотел! Вот я за ним следом и побежал: коли он козленка не возьмет, мне счастья не видать!
А второй пастух тоже в грехах кается.
— Господин судья! — говорит. — Я все скажу! За свою жизнь я больше тысячи овец украл, но этому козленку рожек не обламывал. Врет пастух, напраслину на меня возводит! А этот, на коне, должен был нас рассудить. Потому-то я и коня его под уздцы схватил. Он же рассудить не захотел. Сам спешился, седло снял и помчался во всю прыть. Я за ним! Не хочу наговор терпеть!
Под конец и третий во всем сознался.
— Господин судья! — говорит. — Я все скажу! Сколько я за свою жизнь коней увел, того не помню. Но нынче не виноват! А когда пастух сказал, что он этому коню хозяин, я с миром отпустил коня, только свое седло снял.
Судья и деревенские старейшины только руками всплеснули. Надо же такому чуду случиться. Сразу три вора к ним в руки попало! Столько черных дел мигом раскрылось! Вот, значит, куда их скотина девалась! Схватили крестьяне трех воров и в темницу бросили. С тех пор не то что в деревне, но и во всей округе никогда больше скотина не пропадала.
Черт и швея
ыло это давным-давно. Жила тогда на свете бедная швея, такая мастерица, что равной ей днем с огнем не сыщешь. Правда, и цену она себе знала. А однажды возьми да и скажи, может, в шутку, может, и всерьез:
— Я и с чертом поспорю, что я искусней шью.
У черта того уши куда длиннее были, слух — куда тоньше, чем люди думают. И все он в своем аду знал, о чем на земле смертные толкуют. Да что там толкуют! О чем на ухо шепчут, и то знал! Услыхал он дерзкие речи швеи и явился к ней, чтоб на слове ее поймать. Пришлось швее с чертом поспорить — кто из них рубашку быстрее сошьет. И если швея проспорит, придется ей черту душу отдать.
Начали они рубашку кроить, и никто друг
