как он спьяну проиграл в кости все деньги и даже доспех.
Вот и сейчас встреча с разбойниками не стала для него неожиданностью.
Он заметил их первым, сказалась армейская выучка. Три фигуры, явно не избалованные регулярной сытной кормёжкой, притаились у места, где дорога делала крутой поворот, под прикрытием непомерно разросшегося куста боярышника. Эландер мысленно одобрил выбранное ими для засады место. Двигающийся к таверне путник, пройдя мимо куста, оказался бы к ним спиной, что удобно для нападения. До этого он никак не мог их заметить, если бы шёл по дороге, а не параллельно ей в паре десятков шагов. К тому же, у Эландера был очень чуткий слух, о чем он был с детства приучен помалкивать.
Разбойники, следует признать, вели себя профессионально, то есть не болтали попусту. Однако сипели, кряхтели, почесывались и иногда глухо постанывали от боли, растирая затекшие ноги. Они производили чрезвычайно мало шума, но и этого Эландеру хватило, чтобы заметить их раньше, чем они его. Он обошёл засаду по широкой дуге, и собрался было продолжить путь, но что-то остановило его. Он постоял некоторое время в раздумьях, сплюнул на землю и повернулся назад.
Ему удалось подкрасться к ним ближе, чем на пять шагов — с такого расстояния он мог метнуть нож, а потом, до того как они среагируют, успеть допрыгнуть до ближайшего разбойника и уложить его одним ударом молота. После этого оставалось лишь справиться с последним, что не должно быть слишком трудно.
Эландер вытянул нож из сапога, крутнул его промеж пальцев. В левую руку взял молот. В начале войны он, как и большинство новобранцев, вооружился мечом. Те, кто поопытнее и поумнее, предпочитали копьё, а те, кто попроще происхождением — топор. После пары сражений большинство убирали мечи в дальний угол и обращались к менее сложному в обращении оружию. В свалке сподручнее всего длинные кинжалы, короткие копья и топоры на недлинной рукояти. Эландер одно время ходил в бой с копьем чуть короче человеческого роста и утолщённым древком, которым с случае чего можно было пользоваться как дубиной. Лишь немногие продолжали пользоваться мечами, но такие, как правило, долго не жили. К мечу, по их мнению, отчего-то непременно должно прилагаться благородство и бесстрашие. Хорошие качества для благородного господина, но плохие для воина, участвующего в войне, какой сотни лет не бывало. С переходом же в разведку Эландер вскоре перешел на молот. Небольшой, в локоть длиной, таким неудобно драться, но вот если требуется убить одним ударом — лучшего орудия не придумаешь.
Он метнул нож, метясь в основание черепа разбойника, притаившегося от него дальше всего, у самой обочины. Его роль, судя по всему, сводилась к высматриванию приближающейся жертвы. Людей, двигавшихся в таверну, а не от неё, разбойники похоже, в качестве потенциальных клиентов не рассматривали.
Нож свистнул в полете, рассекая воздух, но звук потонул в порыве ветра и вызванном им шелесте листьев. Разбойник обмяк и начал заваливаться набок.
Собраться по опасному ремеслу заметили что с их коллегой происходит что-то неладное, но они не успели отреагировать, Эландер одним броском преодолел расстояние, отделяющее его от ближайшего разбойника, которого он определил как самого опасного противника, нанёс ему точный удар молотом в висок, перекатился и набросился на последнего оставшегося в живых противника. Тот увернулся от первого удара, но Эландер поймал его на удар коленом в живот, вышиб дух и довершил дело привычным ударом молота. Всё заняло считанные мгновения, как и бывает обычно у разведчиков. Это тяжелая пехота в поле может по три дня молотить друг дружку почём зря, да маневрировать. В разведке всё решают мгновения.
Он осмотрелся. Три тела лежали под кустом боярышника. Ветер стих. Где-то вдалеке протяжно прокричала ночная птица. Эландер наклонился к телу разбойника, собираясь вытереть о его одежду окровавленный клюв молота. Труп слегка вздрогнул. Послышался едва слышный хрип, перешедший в неразборчивое ворчание. Эландер не успел ни удивиться, ни задуматься — его тело действовало само по себе. Он отпрянул от ворочающегося трупа, перехватил рукоять молота двумя руками и со всей силы саданул по колену трупа, потом по второму. После этого отскочил на несколько шагов. В голове у него пронеслись воспоминания о предпоследнем годе войны, соперничавшем по кошмарности происходившего с первыми днями службы. К тому времени он уже был матерым разведчиком, в составе особого отряда хаживавшем в дальние тылы врага, неоднократно бравшем языков в их штабных палатках. Однажды даже притащил к командиру черного нуменорца. После этого его даже зазнайки-эльфы зауважали.
После того как Властелин был повержен, его последователи продолжили отчаянное сопротивление. Враг бился отчаянно, уже понимая, что конец близок, и прибегал к самым чёрным чарам. Одним из этих зловредных чародейств была посмертная месть. Принявший особое снадобье орк или человек после смерти в бою вставал и с небывалой силой и яростью бросался на убившего его врага или просто на того, кому не посчастливилось оказаться поблизости. Длилось это недолго, и воины будущего Государя быстро научились что противопоставить темному чародейству: они попросту отрубали ноги поверженным врагам, либо перебивали колени. Восставший на краткое время труп был опасен, силён и бесстрашен, но много ли навоюешь, передвигаясь ползком?
Эландер выждал обычное для этого чародейства время, и труп затих.
Бывший разведчик посмотрел на небо. Эльфы рассказывали, что где-то там живут великие древние сущности, создавшие всё сущее. Говорили, что после окончания войны их магия, дарованная эльфам, покинет этот мир, оставив его людям. Что ж, война показала, не вся магия проистекает от эльфов и их нездешних хозяев. Более того, Эландер много-много раз сталкивался с чёрным чародейством, а вот эльфьей волшбы видеть своими глазами не доводилось.
Он пошагал в сторону таверны. Идти оставалось совсем немного.
Здание, в котором располагалась таверна, выглядело немного не таким, каким Эландер его запомнил. Даже не немного, а совсем не таким. Справа от бревенчатого сруба, который собственно таверной и был, хозяйка выстроила ещё один, пониже и подлиннее, с несколькими входами по фасаду. Коновязь удлинили, а от загонов для скота остались одни развалины. Народу тут было довольно много. А ещё Эландер заметил, что та дорога по которой пришёл он, теперь не единственная. От таверны в сторону гор уходила новая дорога, судя по всему, она шла вокруг долины к ущелью, ведущему на западный тракт. По ней вдалеке двигались огоньки масляных светильников, вроде тех какие вешали
