Зимой 1934–1935 гг. я занялся следующей экспедицией – дипломатической, финансовой подготовкой и материально-техническим обеспечением.[3] За получением паспорта я обратился прямо к правительству Индии, которое, как всегда, было щедро на помощь и советы, и в начале весны пришло разрешение перевалить через гималайские цепи и пройти по тропам Западного Тибета. Выражаю правительству Индии свою благодарность за полученную мною поддержку. О превратностях и результатах путешествия в одну из самых негостеприимных и суровых азиатских стран подробно рассказано в этой книге, являющейся скромным дневником, в котором о каждом месте, где мы побывали, упоминаются лишь самые значительные вещи и который может служить путеводителем тем счастливым путешественникам, кому повезет пройти теми же тропами и дополнить мои исследования.
Западный Тибет и окрестности Кайласа и Манасаровара пока мало изучены даже с географической точки зрения: разного рода трудности препятствовали и препятствуют до сих пор изучению этих провинций, с незапамятных времен священных в традициях двух народов.
Свен Гедин в своем монументальном труде[4] показал, как медленно прогрессировали географические знания о стране, которая еще двадцать-тридцать лет тому назад была для большинства землей загадок. Ученый в своих знаменитых работах описал речные системы, горные цепи и метеорологические условия, но ни он, ни другие не занимались творениями рук человеческих, в то время как они одни только и привлекали мое внимание; помимо созерцания неутешительного запустения настоящего, я вызвал к жизни на этот раз следы былого и задумал вырвать их из забвения и заброшенности, вверяя памяти фотографии и научного исследования.
Мои единичные предшественники сделали едва ли больше чем просто обозначили названия мест, которые они посетили. Я же относительно каждого населенного пункта, каждого гомпа – как называют тибетцы монастыри – и каждой руины указал то, что еще могло представлять интерес с точки зрения религиозной, исторической и художественной.
Надеюсь, что вскоре за дневником последуют и научные труды [3]. Таким образом научные работники получат сведения о некоторых памятниках, затерянных в гималайских долинах, куда были перенесены, во всем великолепии их света и цвета, художественные традиции южной Индии. Никто, насколько мне известно, до сего дня не говорил о Мангнанге, который по своим фрескам XI века вполне может быть сравним с храмами Аджанты или Эллоры.
Мои исследования были тщательными и кропотливыми, но я не претендую на то, что мною сказано последнее слово о такой обширной, труднодоступной и такой богатой памятниками прошлого области. Вероятно, тот, у кого было бы в распоряжении больше времени, извлек бы на свет новые сокровища в краях, которые вот-вот поглотит пустыня.
Над грудами обломков, в стороне от изменчивого течения дел человеческих бдит в чистейшем сверкании своих ледников Кайлас – вечный символ Бога. Если духовные ценности не будут попраны также и на Востоке, безлюдье священной горы будет и дальше принимать в свою бесконечную тишь аскетов и садху, паломников и верующих, жаждущих очиститься и вновь слиться со Всеединым.
Хотел бы добавить, что эти мои путевые заметки являются не только исследованием прошлого, открытием исчезнувших цивилизаций, реконструкцией дел давно минувших дней, но также, а может быть, прежде всего документами культур, находящихся в процессе изменения и, возможно, угасания. Когда Тибет, по своему свободному выбору или в силу назревающих вокруг исторических перемен, будет вынужден жить в новых экономических и социальных условиях, когда его монастыри станут менее посещаемы, современные пути сообщения приблизят друг к другу не только отдельные провинции страны, но и Крышу Мира, и соседние ей страны, для тибетской культуры возникнет опасность видоизмениться, стать другой, затуманиться в некоторых своих формах, забыть о своем эзотеризме. Упраздните монашеские организации, откройте школы и больницы, замените созерцательную жизнь активной, вырвите тибетца из его уединения, и вы увидите, как мало-помалу этот духовный мир даст трещину; это, конечно, случится не за несколько лет, а на протяжении нескольких поколений. Религия тибетцев выживет, нет сомнения, но над интенсивностью чувства и воображения возобладает теоретическое книжное знание, всё более слабым или менее вдохновляющим будет голос учителя, ламы, и всё более ощутимыми толчки от превратностей общественной жизни. Потому во время моих путешествий, кроме того что я обращал внимание на документы прошлого, я хотел, насколько мне это удавалось, лично пережить опыт этих людей.
Остановки в монастырях, порой затягивающиеся не на один день, переходы бок о бок с паломниками и странствующими монахами обогатили человеческим опытом эти путешествия – это был прямой и вдохновляющий контакт с людьми, живущими в другом измерении. Один нобелевский лауреат несколько дней назад написал, что человек на семьдесят пять процентов – это разум; духовные или мистические устремления получили двадцать пять процентов. Полагаю, мы не должны слишком гордиться тем, что принадлежим к роду homo sapiens; sapiens это не то же самое, что мудрый; я намекаю на науку и на разум, который есть компьютер и, как все компьютеры, безличен, холоден, бесчувствен, – человек, напротив, это прежде всего волнующееся море иррационального, откуда возникают неожиданные фантазии и образы, где он вновь обретает себя самого и обнимает бесконечное, не только обнимает, но овладевает им в состояниях экзальтации и сублимации, возводящих нас к медитации, блаженству или мучениям, которые приводят к постижению Пустоты-Полноты, заключающей покой. В конце концов, и в науке прогнозы, открытия редко рождаются из расчета и рационального рассуждения; наука сама развивается и идет вперед благодаря неожиданным вспышкам интуиции, а когда интуиция нарушает кристальную ясность науки, весь академический мир, традиция кричат о ереси. Нет, я вовсе не держусь за свою рациональную часть, которая может все доказать: самым безупречным силлогизмом доказывается как бытие, так и небытие Бога. Но всё равно остается тайна, и не как предел, а как обладание, как солнце нашего божественного одиночества. Во время экспедиции 1935 года я захотел сам принять участие в утонченных богослужениях, потрясающих всё наше существо, рождающих робкую изумленную надежду, и получил посвящение от настоятеля монастыря школы сакья. Так родилось двойственное название этой книги: интерес ученого не дает отрешиться от науки, тем не менее я пытался путешествовать не только по земле, но и среди волнующих несметных сокровищ, таящихся в глубине нас.
