одеяние и несущим свет Евангелия язычникам. И при этом примерно в то же время у него появилось какое-то солдатское самоощущение «капитана, посланного из Испании покорить многочисленный и воинственный народ»[35]. Однако обе эти претенциозные позы стали поздними дополнениями к его самоощущению. Религиозность, как мы увидим, использовалась как убежище от невзгод, а роль воина-служаки, как говорили в период опалы Колумба в 1500 году, просто маскировала его недостатки администратора. В письме, написанном в 1495 году, он намекал, почти наверняка с целью ввести в заблуждение, что в юности участвовал в качестве независимого капитана корабля в войнах между Анжуйской и Арагонской династиями за контроль над Неаполитанским королевством[36]. За этим исключением, нет даже намеков на то, что у Колумба когда-либо был шанс построить военную карьеру.
Но XV век также предлагал амбициозным людям «морской» путь наверх, причем вехами на таком пути обычно бывали острова. Одной из самых популярных книг в эпоху правления Фердинанда и Изабеллы в Испании был «Тирант Белый»[37] Жуанота Мартуреля (упомянутый в «Дон Кихоте» как лучший в мире рыцарский роман), в котором один из персонажей, «король Канарских островов», вторгается в Европу, что автор описывает с определенной долей иронии. Создание островного королевства – обычная развязка в произведениях этого жанра: в «Дон Кихоте» традиция поддержана стремлением Санчо Пансы править островом. Когда Фердинанд и Изабелла добавили «король и королева Канарских островов» к перечню титулов на своих письмах, они превратили художественный вымысел, романтику в реальность, а Колумб воспользовался той же традицией, когда обратился к ним как к «королю и королеве островов Океана».
Подобная алхимия в начале века превращала выскочек из низов в знатных людей и губернаторов. Один из головорезов шайки «рыцарей и оруженосцев» Генриха Мореплавателя стал «Тристрамом с острова» благодаря службе на Мадейре. Нормандский авантюрист Жан де Бетанкур провозгласил себя в Севилье королем Канарских островов. Одним из тех, кто поднялся наверх благодаря островным приключениям в Океане-море (как тогда называлась Атлантика), был Бартоломео Перестрелло, посланный из окружения Генриха Мореплавателя обосноваться на острове Порто-Санто и управлять им. Женитьба на его дочери где-то между 1477 и 1480 годами (точная дата неизвестна) должна была стать первым большим шагом Колумба к повышению социального статуса[38].
Мир морских приключений, к которому приобщился Колумб, пожалуй, лучше всего был представлен фигурой графа Перо Ниньо, чья хроника, написанная его знаменосцем во второй четверти XV века, представляет собой рыцарский трактат и одновременно рассказ о разного рода битвах в жизни. Хроника El victorial[39] прославляет рыцаря, который никогда не был побежден ни на рыцарском турнире, ни на войне, ни в любви, чьи величайшие сражения происходили на море и для которого выиграть битву – «величайшее благо и величайшая слава в жизни». Когда автор рассуждает о непостоянстве жизни, его собеседниками являются Фортуна и Ветер, рожденные морем, «моим главным обиталищем». Младший современник Колумба, португальский поэт Жил Висенте, смог, благодаря рыцарским ассоциациям с морем, сравнить прекрасную женщину с кораблем и боевым конем, не вызывая при этом у читателя ощущения несоответствия. Как будто романтику можно было найти среди корабельных крыс, осточертевших сухарей на обед и волн, на которых судно мотало, как всадника при скачке на лошади. Нет никаких свидетельств того, что Колумб когда-либо читал рыцарскую литературу о море, но он жил в мире, пропитанном этими чувствами. Его жизнь была, в некотором смысле, воплощением всего этого, а острова, украшавшие герб, который он завоевал для себя, служили отражением его великой мечты[40].
Для малообразованного генуэзского мальчика скромного происхождения профессия моряка являлась совершенно естественным выбором. Колумб был откровенен по поводу отсутствия у него школьного образования и наиболее красноречиво написал об этом в 1501 году, когда кульминация его карьеры была уже позади, состояния он не нажил, а здоровье было подорвано:
«Я плавал на всех известных морях. Я беседовал и обменивался идеями с учеными мужами, церковниками и мирянами, латинянами и греками, евреями и маврами, и многими другими представителями иных религий. Я обнаружил, что к этому моему желанию наш Господь был очень благосклонен, и за это Он даровал мне дух понимания. Он щедро одарил меня искусством мореплавания, дал мне достаточно знаний в астрологии, геометрии и арифметике, а также ум и мастерство, чтобы создавать изображения земного шара и рисовать на них города, реки и горы, острова и гавани, и все на надлежащих местах. На протяжении всего этого времени я читал книги любого рода и изучал географию, историю, хроники, философию и другие искусства, благодаря которым наш Господь Своей рукой открыл моему пониманию тот факт, что отсюда можно было доплыть до Индии»[41].
Хотя это написано с целью объяснить происхождение его проекта пересечения Атлантики, создается впечатление, что Колумб описывает долгий и медленный процесс самообразования. Подобно другим религиозным людям в аналогичном положении, Колумб приписывал Богу то, что было им приобретено благодаря собственным усилиям – сочетание книжной учености и практической проницательности, отличавшее его в зрелом возрасте. Но свидетельство Колумба явно говорит о том, что в детстве из всего перечисленного он приобрел очень мало или вообще ничего. Он, конечно, никогда не учился в университете: его предполагаемое место среди выпускников университета в Павии было выдумкой одного из ранних биографов[42]. Оценка Колумба как человека «большого ума, но малого образования»[43], сделанная его другом Андресом Бернальдесом, священником и летописцем того времени, была точной. Колумба отличали характерные интеллектуальные изъяны самоучки. Его разум страдал от недостатков, вызванных беспорядочным усвоением случайных знаний, подобно кораблю, плывущему в беззвездном океане. Он читал внимательно, но не критически. За долгое время он усвоил массу информации, но так и не смог распорядиться ею наилучшим образом. Он мог имитировать различные стили на нескольких языках, но часто допускал глупые или смехотворные ошибки. В своих попытках рассуждать он приходил иногда к причудливым выводам, основанным на самых неубедительных доказательствах, которых он, возможно, научился бы избегать при нормальном академическом обучении. Он предвзято подбирал литературу для чтения, предпочитая то, что подтверждало его теории, и отвергая или искажая то, что в них не укладывалось.
В любом случае, по его признанию, юношеские путешествия предшествовали самообразованию. «С самого раннего возраста, – писал он в 1501 году, – я ходил под парусом по морю, само это занятие побуждает всех, кто им занимается, желать познать тайны мира»[44]. Его мореходный опыт влек его, словно подхваченного ветрами и течениями, в океан географических предположений и догадок. Стремление к славе, скорее всего, пришло к Колумбу постепенно, по мере того как увеличивался его опыт мореплавания. Было бы опрометчиво предполагать, что он начинал свою морскую карьеру с
