его безумная схема основывалась на пожилой женщине и на том, что узнал вчера вечером.
Выйдя в сад, он оказался на небольшом патио, за которым располагался аккуратно подстриженный газон, окаймленный клумбами. По краям сада росло несколько деревьев, под одним из которых стоял верстак. Как и фасад коттеджа, все это было уютно и красиво.
И снова ему пришла в голову мысль: неудивительно, что она не хочет уезжать отсюда.
Затем его взгляд остановился на старушке, сидящей в удобном на вид плетеном садовом кресле.
— Доброе утро! — сказал он вежливо.
Голубые глаза медленно обратились к нему, и в них он увидел пустоту, которая указывала на природу ее недуга. Ее внучка поставила чашку чаю на стол рядом с ней.
— У нас гость, бабушка. Разве это не мило?
Голос был ласковым и бодрым.
Пожилая дама ничего не ответила, только повернула голову, осторожно взяла чашку с чаем и отпила. Ее взгляд снова устремился к саду, и она, казалось, немного расслабилась. Она выглядела спокойной и умиротворенной, даже довольной. Какое-то мгновение Данте просто наблюдал за ней. — Вам лучше зайти, — заговорила хозяйка дома и указала на коттедж.
Данте прошел через дверь обратно в прихожую.
— Гостиная, наверное, лучшее место, — предположила она.
Данте вошел в гостиную и огляделся. Как и весь коттедж, комната казалась небольшой, но уютной. Диван и кресло обиты ситцем, тут были небольшой камин, телевизор в углу и потертый ковер на полу.
Кресло явно принадлежало бабушке, поэтому незваный гость сел на диван. Внучка, по-прежнему растерянная, осталась стоять.
Данте перекинул ногу на ногу и решительно начал:
— Тебя, несомненно, заинтересует то, что я хочу сказать. У меня есть к тебе предложение, скажем так, деловое предложение. Это будет выгодно для нас обоих. Но больше всего для твоей бабушки.
— Моей бабушки?
Официантка с вчерашней вечеринки недоверчиво смотрела на него.
— Да, — сказал он. — Выслушай меня.
Он увидел, как она нервно схватилась рукой за открытую дверь, как будто ища опору. На девушке были темные домашние штаны с вытянутыми коленями, поверх которых она надела большой, свободный и совершенно бесформенный свитер. Ее темные волосы собраны в хвост и совершенно не украшали ее лицо.
Данте пронзила вспышка жалости. Он знал, что существует много причин, по которым женщины пренебрегают своей внешностью или чрезмерно много едят, находя в еде утешение. Конечно же, он допускал, что молодая женщина, которой, по его оценке, было около двадцати пяти лет и которая проводила свои дни, ухаживая за пожилой женщиной с усиливающейся деменцией, имела свои причины искать утешение там, где могла его найти.
Особенно когда ей грозила потеря дома.
Он увидел, как что-то изменилось в ее лице, и тут же отвел взгляд в сторону. Было очевидно, что ей не нравилось, что гость ее так пристально разглядывает.
Данте почувствовал, как его снова охватила волна жалости. Затем он отбросил эмоции в сторону.
Пора заняться делом.
И совершенно определенно пора взять себя в руки.
Конни стояла, держась за дверь, в то время как человек, который с таким же успехом мог прилететь с другой планеты, где жили только прекрасные люди, или действительно шагнул в гостиную прямо с киноэкрана, начал излагать свои мысли.
И пока тот говорил, она поняла, что не верит своим ушам. Потому что то, что он говорил, было просто невозможно. Безумно. Абсурдно. Нелепо. Невероятно. Нереально.
Наконец он замолчал. Конни смотрела на него, не в силах сказать ни слова. Невозможно было поверить в то, что она только что услышала.
— Итак? — спросил он.
Лицо его было бесстрастным, и она не могла понять почему.
— Вы не можете говорить серьезно, — слабым голосом прошептала она.
Что-то изменилось в его глазах — глазах, в которые она не могла смотреть, поэтому постоянно отводила взгляд.
— Это вполне разумное предложение, — последовал ответ.
Конни собиралась возразить. Но мужчина снова заговорил спокойным, ровным тоном, и ей показалось, что он заставлял себя говорить.
Она почувствовала, как у нее в горле нарастает ком, и поняла почему. Конечно, он заставлял себя! То, что он только что сказал ей, говорят любой женщине на земле, но не такой женщине, как она.
Как это часто случалось, Конни почувствовала, как краска начала заливать ее лицо, и она потупилась. Как она ненавидела себя за это, просто ненавидела!
Как дурочка, покраснела в присутствии такого человека…
Прекрасный итальянец поднялся. Он был высоким, и низкие балки, проходившие по потолку всего коттеджа, располагались в опасной близости от макушки.
— Я оставлю тебя все обдумать, — произнес он, и взгляд, который он бросил на нее, был таким же холодным и безразличным, как и его голос.
Данте полез в карман пиджака, и Конни заметила бледно-серую шелковую подкладку. Красиво скроенный пиджак идеально сидел на его стройной фигуре, как и его смокинг накануне вечером. Он вытащил визитку и протянул ее девушке двумя пальцами.
— Советую тебе проверить мои данные — при таких обстоятельствах это было бы разумно. И тогда, пожалуйста, обдумай то, что я сказал. Но я не могу уделять этому вопросу много времени. Твое решение мне нужно к концу недели.
Девушка могла бы сообщить ему свое решение прямо сейчас — возможно, она уже все решила, учитывая ее ошеломленную реакцию на его предложение. Но он не позволил ей заговорить.
— Нет. — В уголках его красивого рта мелькнул слабый намек на улыбку. — Ты должна это обдумать. Ведь у меня-то было на это время.
Она молча смотрела на него.
— Вы узнали о моем существовании только вчера вечером, — пробормотала она.
Данте пожал плечами:
— Поэтому я сказал, что время имеет существенное значение. Если мы собираемся заключить сделку, это должно произойти как можно скорее.
Данте подошел к ней, явно намереваясь попрощаться и уйти. Она попятилась назад в крошечный коридор. Он открыл входную дверь, затем повернулся.
— Предложение звучит действительно безумно, — в его голосе Конни услышала заговорщические нотки, — но в этом есть большая доля здравого смысла.
Она ничего не могла ответить.
Спустя мгновение ее гость ступил за порог, закрыл за собой дверь и исчез.
Конни медленно, очень медленно вернулась в гостиную. Она уставилась на диван, на котором итальянец сидел минуту назад.
Выйти замуж за человека, который был ей совершенно незнаком, и оставаться с ним в браке по крайней мере восемнадцать месяцев… чтобы он мог претендовать на свое наследство, а она добьется того, что ее бабушка доживет до конца своих дней в их коттедже…
— Я сплю, — сказала она себе.
Это было единственное разумное объяснение произошедшего.
— Раф!
