посещать?
— Извини, но я никому не поручал заходить к тебе. Это наверняка чья-то идиотская инициатива. Да, мне, как и любому, лежащему в госпитале, приятно, когда ко мне кто-то приходит. Но если тебе не хочется меня видеть, я не собираюсь принуждать тебя к этому… А ты действительно такое говорила?
— К сожалению… Я, конечно, тебе кое-чем обязана, но, согласись, меру того, как я готова отблагодарить тебя, определять мне.
— Согласен, — кивнул головой Николай, почувствовавший, что из-за расстройства к нему возвращается головная боль. — Но не с тем, что ты мне чем-то обязана. Это я обязан. Но не тебе, а сыну. И буду обязан до тех пор, пока он не сможет сам о себе заботиться. Молчи! Я и сам знаю, что формально он сын Льва.
— В первую очередь, это мой сын, и мне решать кто ему чем обязан!
— Иди уже, Галя, если не хочешь меня видеть.
Женщина порывисто поднялась с лавочки, а Демьянов привалился к стене, едва удерживаясь от того, чтобы не застонать от сдавившей виски боли. Настолько сильной, что потемнело в глазах. И из этой навалившейся темноты сквозь колокольный звон в ушах послышался голос пробегавшей мимо медсестры:
— Больной, вам плохо?
— Да, — прохрипел он с закрытыми глазами.
Более или менее приходить в себя он начал уже на своей больничной кровати, куда его доволокли на подгибающихся ногах медсестра и Галина. Сестра ещё не закончила что-то колоть ему в руку, и по коридору топали сапоги дежурного врача, майора медицинской службы.
— Что случилось? — влетел он в палату. — И почему в палате посторонние?
— Это посетительница, приходившая к товарищу Демьянову. Во время разговора с ней ему стало плохо.
— Говорить можете? — деловито надевая на руку Николаю манжету тонометра, осведомился доктор.
— Могу, — пробормотал тот.
— Вам принесли какие-то дурные вести?
— Нет. Всё нормально. Наверное, я просто с утра сильно переутомился, тренируясь, товарищ майор. Да ещё и не выспался: знаете, хотел дождаться, когда год сменится. Ну, и на погоду мог отреагировать…
Манжета в такт движениям кисти врача рывками начала сдавливать плечо, и он сделал знак, чтобы пациент помолчал.
— Высоковатое, — прокомментировал он, оценив уровень столбика ртути в U-образной трубке манометра.
Галю выгнали из палаты молниеносно, а Демьянову снова что-то вкололи, отчего он мгновенно заснул. А вечером ещё добавили: на этот раз снотворного. Видимо, врач решил, что виной действительно был недосып, и теперь майору ГБ требуется отоспаться.
Своё «фе» Николай передал Румянцеву через Сашку Удовенко, примчавшегося ещё через день. Но тот не позволил руководителю группы уполномоченных ГКО «растечься мыслью по древу» недовольства, принявшись рассказывать о том, чем теперь «дышат» бывшие сотрудники «НИИ ЧаВо».
Его «племянник» разрывался между Москвой, Молотовым и Куйбышевым, где на основе части эвакуированного из столицы, с авиазавода № 24, оборудования строился авиамоторный завод, получивший номер 45. Выпускать и на нём, и на «двадцать четвёртом заводе» должны были двигатели АМ-38 для Ил-2. Мощные, надёжные, да ещё и доработанные на основе рекомендаций Павла. Помимо этого, из Ленинграда уже доставили в столицу документацию и детали турбореактивного двигателя Архипа Люльки, и теперь они с Люлькой перерабатывали мотор под идеи, некогда использованные в британском «Нин», выпускавшемся в СССР под обозначениями РД-45 и ВК-1. Но это — на далёкую (2–3 года) перспективу, поскольку Воронцов прекрасно помнил, насколько сложным для освоения советской промышленностью оказался ВК-1.
Юрьева курировала строительство завода резинотехнических изделий в Нижнекамске на основе переработки поволжской нефти, наконец-то «потёкшей рекой», и нефтеперерабатывающего завода в Уфе. Ясное дело, второй очередью Нижнекамского завода будет шины, которыми она пыталась «проесть мозги» Демьянову, но первой продукцией станут те самые прокладки, амортизационные опоры двигателей, приводные ремни и транспортёрная лента, о которой говорил он. В силу возраста и состояния здоровья Наталья Геннадиевна почти не моталась по командировкам, зато дневала и ночевала в химической лаборатории, «выбитой под неё». А ещё — на основе своих записей, сделанных в психиатрической лечебнице в 1910−20-е годы, готовила к изданию «закрытый» учебник химии для «спецвузов». И вполне успешно «прессовала» Гинзбурга из НИИ-6 по поводу отработки технологий производства новых видов взрывчаток.
Дмитрий Фёдорович Устинов полностью погряз в делах наркомата боеприпасов, и в здании в Спасоглинищевском переулке не появлялся. Не было никаких вестей от Евгения Петрова, работавшего в Совинформбюро. Зато время от времени забегал Ворожейкин, занимавшийся, кроме прочего, ещё и испытанием экспериментальных машин и авиавооружений. Естественно, в рамках работы в составе группы инспекторов ВВС.
Кошкин болезненно перенёс эвакуацию Харьковского завода из-за угрозы бомбардировок и даже захвата города, возникшего после отвода советских войск из Киева. Своевременного отвода, не позволившего окружить и уничтожить Юго-Западный фронт. Пусть танковым кулакам Гудериана и Клейста пришлось несладко в августовских и сентябрьских боях, но отлично подготовленная немецкая пехота, пусть и значительно медленнее, но давила на фланги фронта, создав предпосылки для его окружения. Теперь Михаил Ильич сосредоточился на Сталинградском, Челябинском, Нижнетагильском и Горьковском заводах. Ну, и не забывал «родной» Кировский, эвакуацию которого прекратили после стабилизации фронта под Ленинградом.
Курирование создания авиапушек под новый патрон взвалил на себя Василий Васильевич Аборенков. И после каждой поездки к Таубину его трясёт.
— У них там большущий скандал из-за авторских прав на новую пушку для самолёта Яковлева. Таубин и Бабурин совсем затюкали тех молодых конструкторов, что её сделали, чинят им всяческие препятствия даже в тех вопросах, которые не касаются этого изделия. А ещё приезжал Судаев с каким-то сержантом-танкистом, очень расстроились из-за того, что вас не застали.
Неужто у Алексея Ивановича и Калашникова появились какие-то подвижки по автомату?
Фрагмент 3
5
— Олег Владимирович, что за безответственность такая? — бушевал комсорг лаборатории схемотехники Антон Немоляев. — Мы уже трижды писали товарищу Демьянову о том, что нам необходима его консультация по вопросу новых логических элементов, дважды отправляли телеграммы ему на работу, а в ответ — ни слова, ни полслова! Он же сам требовал от нас работать по-стахановски, а теперь — молчит, словно воды в рот набрал. Я понимаю, что у Уполномоченного ГКО очень много забот, кроме нас. Но он же всегда говорил нам, что наша работа, выражаясь словами Ленина, просто архиважная, от неё зависит будущее советской промышленности на многие годы вперёд. Вы уж, когда вернётесь в Москву, посодействуйте, чтобы он хотя бы на денёк заехал в Куйбышев на наш
