раздробленная кость.
— Трудно было, — рассказывал капитан госбезопасности Демьянову, к которому понемногу начал возвращаться слух. — В октябре-ноябре каждый день ждали прорыва немецких танков в Тулу. Командование армии прекрасно понимало, что танки — главная опасность, и по его просьбе рабочие оружейного завода сверх плана изготовили для нужд армии почти полтысячи противотанковых ружей, которые нам очень помогли в обороне. Мы же их использовали в качестве подвижного противотанкового резерва: в каждом полку сверх штата взвод противотанкистов с этими ружьями, перебрасываемый туда, где появились танки. А когда по головному танку палит сразу десять стволов, да ещё и в нужное место, это очень сбивает спесь с фашиста. Один-два залпа, и средний танк без гусеницы. Потом, когда атака отбита, спокойно добивай его в борт. Один-два залпа, и лёгкий танк горит. А если они совсем уж близко подошли к нашим траншеям, то и тут на них управа найдётся — эти новейшие реактивные гранатомёты. Если красноармеец не косорукий, то никакая броня от этой штуки не спасёт. Представляешь: танк стоит целёхонький, только вот такусенькая, с двухкопеечную монетку, дырка в броне, а внутри все мёртвые. Ну, если пожара не случилось. Жаль, очень мало таких ещё.
Это Фомичу удивительно было, а Николаю и читать подобные отчёты о действии «фауст-патронов» в ходе боёв в Берлине доводилось, и видеть действие гранаты РПГ-7, и рассматривать на полигоне повреждения от РПГ-1, разработанного с его подачи. Новостью было лишь то, что тульские рабочие, помимо сверхплановых пистолетов-пулемётов (только не Коровина, а куда более технологичные судаевские) для городского ополчения, ещё и ПТРД делали.
— А когда в контрнаступление перешли, намного легче стало. Немцы же, когда отходили, оборону строили по принципу опорных пунктов, в глубину её не развивали. А поскольку мы давили, в первую очередь, на немецкие пехотные дивизии, танками давили, то удавалось прорываться. Причём, старались, чтобы эти удары были удалены друг от друга хотя бы на пару десятков километров. Немцы только перебросили свои машины на участок одной дивизии, а тут новый танковый удар, и им приходится перебрасывать «ролики», как они их называют, на другой участок.
Сначала контратаковали полками или даже целыми дивизиями. Не полными, конечно. Откуда у них после нашей мясорубки полные дивизии и полки? А потом мы их так задёргали, что они не всегда и батальон могли собрать для контратаки. Они контратаковали, а мы их жгли, сколько получится. Наши в другом месте ударили, они туда мчатся, расходуют моторесурс, контратакуют, а мы их снова жжём. С большими, конечно, потерями, но всё-таки раздёргали танковые дивизии Гудериана. И, считай, почти окружили того Гудериана. Да так, что ему пришлось драпать, бросая технику. Считай, на 130 километров на запад от Тулы германца уже отбросили, за самый Воротынск!
Так ли это было в «другой» истории, Демьянов не помнил. Этап зимнего контрнаступления он как-то упустил из вида, в своё время больше интересуясь начальным этапом Великой Отечественной войны. Помнил только то, что в тот период была проведена целая серия контрнаступательных операций на доброй половине советско-германского фронта. Первый в истории нацистской Германии разгром её «непобедимой» армии. Так что слушал соседа, «развесив уши».
Приспособился он и газеты читать. Дрожащими руками раскладывал газету на столе и, сидя на стуле, «проглатывал» статью за статьёй. По упоминаниям в них и сводках Совинформбюро населённых пунктов пытаясь установить реальное положение дел на фронте на данный момент.
За этим занятием — чтением газеты — Демьянова и застал Румянцев.
— Вижу, совсем уже на поправку пошёл! — похвалил он. — Значит, скоро на службу.
Николай лишь отмахнулся, цитируя «Кавказскую пленницу»:
— Грешно смеяться над больными людьми.
Шутки юмора Анатолию, конечно, не понять, но смысл — рано ещё его соратнику думать над возвращением к служебным обязанностям — уловил. Глядя на трясущиеся руки майора.
— Понятно. А то тут твоим состоянием очень важные люди интересуются, — оглянувшись на Алексея Фомича с загипсованной ногой, привязанной к спинке кровати, объявил он. — Нет, не торопят с выздоровлением, просто интересуются, не нужно ли чего-нибудь, чтобы оно поскорее продвигалось.
— Знаешь, а можно мне сделать резиновое колечко, диаметром сантиметров семь со стенками круглого сечения, чтобы они были сантиметров двух в диаметре. Это по-научному называется тор, — описал Демьянов кистевой эспандер, очень распространённый в дни его юности и молодости.
— Зачем это тебе?
— Мышцы, работающие на кисти рук, качать. Глядишь, и от этой чёртовой трясучки удастся избавиться. Простейшее приспособление, а пользы для нас, контуженных, и получивших ранения рук, много принесёт.
— Ты, как всегда, как что-то придумаешь, так приходится за голову хвататься: почему до этого никто раньше не додумался? — похвалил Анатолий. — Теперь понимаешь, почему твоим здоровьем те люди интересуются?
Как не понимать? Понимает.
4
Новый Год пришлось встречать в госпитале. Но по просьбе Николая Анастасия Кирилловна накануне привела Валю, для которой он «заначил» из больничного пайка пару кусочков сахара. Не бог весть какой подарок, но ведь ребёнку важно то, что папа её побаловал, а не бабушка, с которой она теперь и день, и ночь.
Уже утром 1 января пришла холодная, как айсберг, Галя Финберг. Как ей удалось получить пропуск в лечебное учреждение НКВД, Демьянов даже не предполагал: строгости тут такие, что посещать раненых и больных могут только ближайшие родственники. Принесла тот самый эспандер, что попаданец просил у Румянцева. Видимо, тот переадресовал заказ артели, где работала Галина. Если судить по тому, что изготовлено колечко было из медицинской резины, которая используется и в системах переливания крови, выпускаемых «кооператорами 1940-х».
Ответы в стиле «да», «нет», «не стоит благодарностей» удивили Демьянова: всё-таки раньше она разговаривала с ним более приветливо.
— Я тебя чем-то обидел? — не выдержал он, тиская в руке «тренажёр».
— Тебе обязательно нужно было прибегать к шантажу, чтобы я пришла к тебе? — помявшись несколько секунд, выпалила она.
— К какому шантажу? — ошалел Николай.
— А как изволишь расценивать визит какого-то чекиста, принявшегося выпытывать, почему это я так давно у тебя не была, и требовать, чтобы я немедленно исправилась? Если я, узнав тебя во время переливания тебе крови, на эмоциях и обронила, что готова ухаживать за тобой, пока ты находишься в госпитале, совсем не значит, что я обязана это делать.
Мляха, кто же этот дуболом, которого наверняка послал Румянцев, интересовавшийся, давно ли Финберг забегала к Кольке? Да и кто вообще решил, что Галина обязана его
