надо так шутить, – окоротил он. – Нигде. Вы не понимаете даже, сколько сейчас пойдет всяких сигналов во все стороны. Забудьте про политические анекдоты и шуточки про съезд. Достаточно уже того, что вы живете с еврейкой. В какой-то момент это может сильно осложнить выезд.
Пару секунд я даже не знал, что и ответить. Не жена еще, просто девушка – и такие последствия.
– Не вижу связи, – наконец, ответил я. – Отец моей девушки в ФИАН работает, там первый отдел тоже…
– Андрей Николаевич, лично мне – всё равно, – остановил меня Юрий Геннадьевич. – Я к этому спокойно отношусь. А вот Михаил Андреевич, если узнает, может… расстроиться.
Блин, мне с оглядкой на Суслова и в постель ложиться? Мы сходки диссидентов на кухне не устраиваем, «Хронику текущих событий» ночью под одеялом не читаем, Солженицына в чемодане я через таможню не тащил. Оказывается, этого недостаточно, надо еще чтобы твоя девушка прошла краниометрию с правильными показателями.
– Да, вот был курьезный случай, – решил я потроллить куратора. – Ну, все эти подходы с охами «Ой, как бы ваш талант расцвел у нас» я достойными внимания не считаю. Так, обычная болтовня, они же там до сих пор думают, что в Москве по улице медведи с балалайками ходят. Если не все, то многие. Вот и жалеют, искренне считая, что советский ученый спит и видит, как бы на Запад сбежать…
– А что, нет таких настроений? – вдруг спросил Юрий Геннадьевич.
– Дураки, может, и мечтают. А кто хоть немного соображает, понимает – там будет в разы труднее. Высосут и выбросят. И через десять лет акцентом попрекать продолжат. Да, о происшествии. Подходит один деятель и напрямую предлагает пять тысяч долларов за посредничество в приобретении патента.
– Какого? – насторожился куратор.
– Так откуда мне знать? Я его послал. По-русски, но он вроде правильно понял.
– Тоньше надо, – заметил куратор. – Надо было узнать, что интересует, каковы условия. Пообещать выяснить всё. А мы бы решили.
Это он что, хочет посреднические получить? Ха-ха три раза.
– Так я же не джеймсбонд какой, Юрий Геннадьевич. Таким играм не обучен.
– Это кто? – уточнил он.
– Персонаж фильма. Судя по всему, лихой агент, ну знаете, всех врагов перебил одной левой, потому что правой красотку обнимает в это время. В Цюрихе весь город рекламой заклеен.
Только бы не спросил название. Ибо я тупо не помню: не то «Лунный гонщик», не то «Только для ваших глаз». А фильм, наверное, летом был, потому что обрывки рекламы в одном нашем бомжатском районе остались.
– Жаль, конечно. В следующий раз…
– Так визитку я взял. Вот, – вытащил я из кармана белый прямоугольничек и отдал ему, – некто Фредерик Паульсен, компания «Ферринг».
– Ладно, что там про госпиталь? – наконец, закончил вводную часть Юрий Геннадьевич. – Я по телефону не совсем хорошо понял.
– Изложу телеграфно. Позавчера стреляли во врача седьмой подстанции скорой. На вызове. Я ее знаю, работали вместе. Хотелось бы поучаствовать в судьбе, ранение серьезное, вот я и узнал, что в Бурденко очень хорошие специалисты…
– Томилина Елена Александровна? – спросил куратор, что-то раскопавший в своей записной книжке.
– Да.
– Угу, – Юрий Геннадьевич задумался. – Я понял. Позвоните мне… ну через час примерно. А теперь расскажите, что там с Андроповым и Брежневой.
– Галю лечат, – пожал я плечами. – Еще в наркологии у Трунова. По мне, так толку не много от всех этих трудотерапий и прочего мозголомства. А Игорь… – я замялся. Рассказывать про мою неудачу с «анонимными алкоголиками» отечественного розлива? Перед глазами возник Джигарханян в образе Горбатого из «Места встречи изменить нельзя». «А не стукачок ли ты, мил человек?» Стукачок. Разглашаю медицинскую тайну. И планирую разглашать дальше. Жизнь Лены и не такого стоит.
– Короче, там все тоже не очень гладко…
* * *
Главный военный клинический госпиталь имени академика Бурденко занимает территорию соответственно названию – охрененно большую. На нее, кстати, меня через ворота на машине не пустили. Только пешком. Или с пропуском. Который подписывает, наверное, один министр обороны товарищ Устинов.
Что поделаешь, пришлось прогуляться, хоть погода и мерзопакостная. И даже пожертвовать носовым платком, чтобы привести в порядок ботинки. А то кто ж их знает, этих вояк – увидят, что обувь не в порядке, и сразу в военкомат отвезут.
Начальник госпиталя скрывался в коридорах дальних да за дверями дубовыми. Но мне ведь было назначено, так что я пер напролом, не думая, что там за погоны под очередным халатом.
На самом деле всё оказалось много проще: кто-то позвонил, уточнил, и меня пустили совершенно одного, объяснив дорогу на пальцах. И дверь с надписью «Приемная» никто не охранял. Внутри сидела совершенно гражданского вида секретарша, монументальная женщина лет сорока, и что-то печатала на пишущей машинке «Ятрань». Кучеряво живут военные ребята.
К начальнику, впрочем, меня пустили не сразу, дали маленько отсидеться, упорядочить эмоции. Наконец, мне скомандовали вход. И тут я понял, что за всем этим я до сих пор не знаю, как зовут моего будущего собеседника. Непорядочек, однако. Я спросил у стража дверей, и она слегка удивленно просветила меня.
Кабинет как кабинет, ничего выдающегося. Разве что на вешалке мундир с генерал-майорскими погонами. Медслужбы, понятное дело. Сам руководитель в белом халате сидит, демократично вполне. Лет шестьдесят ему, вряд ли больше. Сразу бросились в глаза очки с толстыми линзами и наличие расходящегося косоглазия. Что общую суровость выражения лица совсем не портило.
– Слушаю вас, молодой человек, – ответил он на мое «здравствуйте».
– Юрий Сергеевич, случилась беда, – сразу же заявил я. Ну, и выложил историю про стрельбу, операцию и всё остальное. С упором на коллегиальность, конечно же. Этот аргумент беспроигрышный, по крайней мере, не ведет к отрицательному результату.
– А от нас что требуется? – спросил он. Понятное дело, всё ему рассказали, но из первых уст версия звучит иной раз не совсем так.
– К сожалению, поражена и поджелудочная железа. То есть налицо острый травматический панкреатит, в будущем панкреонекроз и прочие малоприятные осложнения. Я обратился за помощью к коллегам, они сказали, что лучшие специалисты в вашем госпитале.
– А вы кем пострадавшей приходитесь? – вдруг спросил Кравков.
– Я? Да, наверное, никем. Работали вместе. Ну, встречались недолго. А так – коллега просто.
– Ну, раз так… – он нажал на кнопку селектора и сказал: – Валерия Борисовна, свяжите меня с директором НИИ Склифосовского Григорьевым.
Звонок раздался через минуту буквально, я даже не успел начать изучать корешки книг в генеральском шкафу.
– Александр Анатольевич, здравствуйте, это Кравков из Бурденко. Послушайте, тут в высших сферах решили, что нам стоит полечить вашу больную, такую Томилину Елену Александровну… Да, мы готовы… хорошо, будем ждать… Спасибо, на связи.
– Всё, молодой человек.
