Из салона прямо ему в объятия выпорхнула маленькая, тоненькая девушка в лёгком сарафане. У неё была длинная толстая коса.
Саша был уже на крыльце, и я снова взглянула на него. Он распахнул дверь и вошёл в холл. Джейми, который в жизни не видел сразу столько новых людей с восторженным лаем бросился к нему. Именно поэтому он увидел, прежде всего, собаку. Присев, он поймал Джейми за лапы и рассмеялся.
— Ты откуда такой лохматый?
И тут он поднял глаза и взглянул на меня.
— Мама? Мама!
Его радости не было предела. Пёс был мгновенно забыт, и он бросился ко мне. Только тут я заметила, как он действительно вырос. Я обняла его и почувствовала, что плачу. Мой Сашенька, прекрасный цветок, как называл его Слава. Красивый, черноглазый, с янтарными шёлковыми кудрями, такой ласковый и такой умный… Мой Саша!
— Эй, чей там такой классный катер? — раздалось с порога.
Саша чуть отступил, и я увидела Славу.
— Мам, это ты что ли?
— Представь себе, — кивнула я, поспешно вытирая слезы. Вообще-то я уже смеялась.
Он с неописуемым восторгом смотрел на меня.
— Насть! — крикнул он. — Иди сюда! Мама вернулась!
Настей оказалась та девушка с косой. Её я тоже вспомнила. Курсант Настя Гораева, которая когда-то безуспешно просилась в мой экипаж. Я, кажется, посоветовала ей выйти замуж. Судя по тому, что у них со Славой были одинаковые обручальные кольца, она последовала моему совету.
— Это моя жена, Настя, — подтвердил мою догадку Слава.
— А это моя, Кристина, — ласково улыбнулся Саша.
Я вздохнула и взглянула на Кристофа.
— А теперь самое неприятное для вас, мальчики. Это мой муж. Кристофер Джордан.
Молчание длилось не больше минуты. Саша снова улыбнулся.
— Ну почему же неприятное? Я очень рад.
Он протянул Кристофу руку. Тот пожал её. Но чёрта с два ты был рад, мой мальчик. Этот длинноволосый парень в джинсах с металлическим поясом и тёмном свитере тебе вовсе был не по вкусу.
Ты сравнил его со своим папой и был не прав, потому что сравнивать их было нельзя, как нельзя сравнивать изящное логическое построение со свежим морским ветром, как нельзя сравнивать новейшую систему супердвигателя с ахалтекинским жеребцом. Они слишком разные, они из разных времён и из разных миров. И они оба хороши на своём месте.
— Я тоже очень рад, — кивнул Слава. Его трудно было заподозрить в неискренности. Он был проще и, подобно мне, всегда питал слабость к космическим бродягам.
— Дарья Ивановна, — услышала я за спиной и поспешно обернулась. На пороге стояла Настя, держа на руках темноглазого младенца в голубой распашонке. — Дашеньку вы видели, а это — Ванечка. Ему три с половиной месяца.
IV
— Значит, ты теперь живешь на Рокнаре? — переспросил Саша, гладя присевшего возле его ног Джейми. — И не собираешься возвращаться на Землю? Не сюда именно, а…
— Нет, — я покачала головой, разглядывая его белую форму. Это была форма «Эдельвейса», но более элегантная и строгая, чем носили мы. — Ты теперь на «Эдельвейсе»?
— Да, — он улыбнулся. — Ты так неожиданно улетела. А через неделю Иссидора заявила, что не собирается тащить это всё одна и тоже ушла. За ней потянулись остальные. Жаль было. Какой корабль! Какое дело! Мы просто не могли допустить, чтоб всё так закончилось. Поговорили с начальством, потом с ребятами… Собрали всех, кроме Иссидоры. Славу назначили командиром, он справляется. Я — старпом. Постепенно возвращаемся на былые рубежи. Хотя, «Эдельвейс» пока не первый, — он посмотрел на меня смеющимися глазами. — Второй. Громов со своим «Знаком Огня» опережает нас на две позиции по рейтингу. Он теперь командир подразделения. Посерьёзнел, поумнел… И всем рассказывает, что считает себя твоим учеником.
Я усмехнулась, вспомнив прежние громовские «художества» и мою борьбу с ним за правильное оформление полётной документации.
— Да, идёт время.
— Вот это парень! — раздался за стеной смех Славы. Он заглянул в кабинет, где мы сидели. — Ты гляди! — он указал в окно, где по серой раскаленной степи мчался всадник на чёрном коне.
— Это же наш карабаир! — вскочил Саша. — Он же необъезжен!
— Был! — веско уточнил Слава. — Он ему что-то на ухо нашептал, вскочил на спину и был таков!
Я поняла, что речь шла о Кристофе. Вдалеке я видела его, как нечто слившееся с весело скачущим жеребцом. Мне показалось, что я вижу, как ветер развивает его длинные волосы.
— Кентавр, — одобрительно кивнул Слава. — Ему даже седла не нужно.
— Он что, дрессировщик? — мрачно спросил Саша.
— Нет, он историк, — пояснила я.
— И чем занимается?
— Попадает в истории, — я пожала плечами.
Мои дети с изумлением переглянулись.
Саша-старший приехал через час. Он уже знал и о моём возвращении, и о том, что я не одна. Против ожидания наша встреча оказалась вовсе не тягостной.
— Ты отлично выглядишь, — констатировал он, а его взгляд говорил: «По-крайней мере, теперь всё ясно».
Поговорить толком мы не успели, потому что прилетели мои родители. Разговора с отцом я боялась больше всего, чего, кстати, раньше не случалось. Как и следовало ожидать, его интересовало всё: причина моего бегства, то, чем я сейчас занимаюсь, насколько эти занятия соответствуют принципам чести и морали. Впрочем, с последним я загнула, просто он требовал объяснить, какую пользу я сейчас приношу обществу.
— И к тому же, как ты себя чувствуешь по отношении к своей семье, к Саше и детям?
— Отлично, — заявила я, мечтая, чтоб хоть кто-то прервал этот допрос. — Детей я вырастила. С Сашей прожила более двадцати лет. Обществу отдала сорок лет своей жизни, и теперь мне пора заняться собой, своей душой, своими стремлениями…
— Так чем ты всё-таки занимаешься?
— Тем же, чем и раньше. Ищу в космосе нуждающихся в спасении и спасаю. Но теперь в одиночку. И в иных масштабах…
— Меня просто удивляет твоё легкомыслие, — вздохнул он.
— Пап, я уже давно совершеннолетняя.
— Да, тебе пятьдесят семь лет.
— Тшш! — испуганно зашипела я, услышав шаги Кристофа, и тут же рассмеялась. — Не надо говорить о моём возрасте. Это теперь слишком отвлеченное понятие.
Кристоф вошёл и улыбнулся мне. Он принёс с собой запах степи и солнца. Я представила его родителям.
— Только предупреждаю, он не говорит по-русски.
— Что? — побледнел бедный папа, привыкший к тому, что знание основных языков уже давно общеобязательно. — На каком же он говорит?
— На английском, на французском, на испанском, итальянском, на греческом, на латыни. И наверно ещё на каких-нибудь древних языках. Он историк.
— Чтоб историк не знал русского?..
— Ему не нужен русский, папа, — осторожно пояснила я. — Он занимается европейским средневековьем, а тогда
