следовало бы привлекать лишнего внимания, поэтому о броской броне гвардейца можно было забыть. Холщовая грубая ткань серой рубашки заменила нежное прикосновение шелка, расшитого цветочными орнаментами и листьями. Громоздкие нагрудник и наплечники с выпирающими элементами пришлось сменить на более скромный вариант, который хорошо скрывала одежда. Правда эта броня была не из металла, а из органической ткани, не лишенной прочности. Расшитые тренировочные галифе с креплением для ножен и металлическими защитными вставками заняли свое место на полке.
Ничем не примечательные штаны на замену оказались чуть большими, так что их пришлось подпоясывать.
Обувку ей выделили со складского армейского шкафа — лучший вариант для неизвестных и сложных погодных условий. Они удобно закрывали голень, где крепился тактический нож.
Шлем пришлось оставить там же — яркий выдающийся крик приближенности к королеве.
Эльфийка оглядела себя в зеркало — впервые за долгое время вне формы гвардейца. На нее смотрела девушка среднего, по меркам ее народа, роста; сейчас, в обычной потасканной одежде, скрывающей природную изящность, она пыталась привыкнуть к новому образу. Военная выправка и осанка, вероятно, могли броситься в глаза, она попыталась расслабиться.
Маленьким маячком, выдающим ее происхождение, висел кулон на груди. Она спрятала его под одеждой, а затем начала поправлять темные волосы с небесным отливом, прикрывая чуть заостренные кончики ушей. Волосы пришлось закрепить тонким серебряным обручем. Зеленые глаза, как и у сестры, были на тон темнее, с болотным оттенком. Ресницы и брови тоже были темными — довольно необыкновенная внешность для светлых эльфов, но неизвестно как на нее будут реагировать обитатели леса. Надо было скрыть кончики ушей, которые выдавали ее происхождение.
Девушка и сама не до конца понимала, почему должна соблюдать такую скрытность, ведь ей придется уговаривать разные народы присоединиться к эльфам — прямым текстом. Но спорить с указанием Нави не стала. Вероятно, не все народы были так уж дружелюбно к ним настроены, и придется вначале изворачиваться, чтобы прощупать отношение собеседников к ее происхождению.
Длинные волосы она заплела в косу и надела накидку с капюшоном, полностью покрывая голову. Теперь девушка в отражении совсем преобразилась. Она улыбнулась самой себе очень хищной ухмылкой, и занялась сбором остальных вещей.
В видавшие виды серую котомку поместился мешочек с травами, бурдюк с питьевой водой, карта, несколько ломтей злачного хлеба и мяса. Скромно, учитывая неизвестную продолжительность ее путешествия, но девушке было не привыкать. Еду и воду везде можно найти, особенно в чаще леса или на берегу моря. Она хорошо обращалась и с огнем — главное, чтобы погода резко не испортилась, неся с собой холодные дожди.
Запасное оружие легло в руку, как родное. Кинжал умел переносить ее в такие дальние дали воспоминаний, на что не были способны даже королевские скакуны.
Худощавый нескладный подросток, едва переступивший порог взросления, робко стоит перед королевской знатью. Мужчина в расшитых камнями одеждах подзывает ее к себе и протягивает продолговатый предмет, завернутый в алую ткань.
Она запинается о ступень, но продолжает идти к нему под молчаливыми, кажется, осуждающими взглядами присутствующих. В воздухе витает тяжесть, воздух с трудом проходит в ее легкие. Девчонка протягивает дрожащие руки, берет увесистый сверток и кивает королю, не в силах вымолвить ни слова. Пот выступает на лбу, но знать переключается на светскую беседу, пока она отходит в сторону, чтобы развернуть презент. Цепкие взгляды отпускают ее.
В ладонь падает тяжелая сталь, футляр которой инкрустирован небольшими изумрудными вкраплениями, складывающимися в герб королевства.
Дыхание перехватывает от дороговизны подарка. Она ошеломленно глядит на короля. Мужчина перехватывает ее взгляд и озорно подмигивает.
Дядя Исильфор… Статная фигура с мечом, каким его и запечатлели в последних сражениях, казалось, будет жить вечно, и седина никогда не тронет его бороды и бровей. Как она по нему скучает. Потеря короля отразилась на народе, как излом в сердце. Трон по праву наследования, после прощания с королем, перешел к Нави, его дочери. Трагедия пришлась на тяжелые времена, усугубив положение юной наследницы. Ей едва исполнилась сотня лет, когда пришлось примерить на себя роль не по годам великую.
У Лэниэль с принцессой было двоюродное родство. Кичиться положением ей не прельщало — эльфийский род горд собой только перед другими народами.
Она положила нож в суму, оставляя воспоминания пылиться до лучших ностальгических времен. Нужно было подкрепиться перед неизвестностью. Девушка выглянула в окно — солнце, поднимающееся к зениту, освещало чистые лазурные небеса. Туман разошелся, словно его и не бывало. Прекрасная погода для прогулки по лесам.
Спускаясь в столовую гарнизона, она встретила нескольких знакомых, неловко удивившихся изменениям ее внешнего облика. Лэниэль лишь пожала плечами и поспешила прочь, стараясь не привлекать внимания.
Не самая аппетитная каша с комками спустила с небес на землю окончательно.[5] Впереди не будет мягких перин, необычных хмельных напитков и праздничных одежд, предоставленных королевскими швеями. По правде сказать, и празднеств не было уже добрую тысячу лет.
Останутся только укусы насекомых, зной и собачий холод, а мокрые от росы листья и кривые ветки будут служить спальником. Если повезет, поймает дичь и наестся мяса.
Лишь бы ее саму не поймали. Она со стуком отложила ложку и поднялась. Следовало бы попрощаться с сестрой и с парочкой друзей перед уходом. И прикрепить к себе сокола для передачек — местную почтовую службу.
— Сестра?
Нави оторвалась от своих записей и взглянула на вошедшую.
— О. Ты знатно преобразилась. Признаться, не сразу узнала.
Лэниэль шагнула вперед, Вела приподнялась из-за стола, усыпанного книгами. Две капли — темная и светлая, слились воедино в крепких семейных объятиях. Охотница в рваных лохмотьях в последний раз вдохнула запах ржаных волос, усыпанных камнями короны.
— Я буду скучать.
— И я, дорогая. Прошу, будь осторожна.
— Я буду. Обещаю.
Хотелось сказать еще тысячи слов перед уходом. Про любовь. Про долг перед семьей и родиной. Про веру в народ и светлое будущее. Но все застряло комом в горле, запершило, сбилось в кашель, и она отступила, чувствуя, как скапливаются слезы в уголках глаз.
— Я напишу. Нери передаст.
Нави кивнула, испытывая похожие чувства. Они никогда не чувствовали неловкости друг перед другом, рассказывая самое сокровенное, утаенное в далях сердца, но прощаться никто из них не умел.
— Погоди минутку, — королева покопошилась в ящичках, вытаскивая на свет деревянную коробочку. — Это для тебя. Знаю, ты не любишь украшений, но, пожалуйста, прими.
Лэниэль протянула руку, но открывать не стала. Прощание противно растягивалось, утаскивая их в болото сожалений и страха все сильнее. Она пробормотала слова признательности и вышла. Мучила потливость и
