директору музея, — края стекла не острые, как при ударе молотком, а ровные, гладкие. Наш воришка, похоже, использовал алмаз — им без труда режется любое стекло, даже самое прочное. Особая сила тут не требуется, нужны лишь время, внимательность и аккуратность. Сначала воришка вырезал круг по центру витрины, достал украшения, а затем, чтобы замести следы, распилил стекло еще в нескольких местах — словно бы по нему колотили с большой силой. Он сделал все очень тихо, поэтому ваши охранники ничего и не услышали. Да и двери в зал были плотно закрыты… А то, что ваша электрическая сигнализация не сработала, вполне понятно: витрина же не вскрывалась, электрическая цепь не размыкалась. Да, очень хитрое преступление и, заметьте, ловко и умело выполненное!
— Но зачем вору понадобилось резать стекло, после того как все украшения были вынуты? — удивился директор Приксвелл. — Это же лишняя работа и время!
— Затем, — подумав, ответил Холмс, — чтобы запутать следы: наши полицейские, увидев куски стекла, наверняка подумали бы, что здесь орудовал очень сильный мужчина, крупный и крепкий. Но как он проник в музей и как потом покинул зал? Двери и окна — прочно заперты, замки никто не вскрывал, они целые… Они бы ни за что не догадались, что вор — лишь ребенок, который пробрался через небольшой воздуховод. И еще долго бы ломали голову над этой загадкой, а драгоценное время было бы упущено. На это, по-видимому, и рассчитывали те, кто спланировал ограбление: всем известно, что любое преступление легче раскрыть по горячим следам, чем через некоторое время.
Я была полностью согласна с Холмсом, его доводы звучали весьма логично. Наши полицейские, прямо скажем, не самые умные люди на свете, и они бы, скорее всего, просто развели в недоумении руками: не мог же преступник взять и испариться! Или же вылететь в форточку.
— Кстати, — продолжил Холмс, — я нашел у стены отпечаток маленькой ноги, и это доказывает правильность моего предположения. Скорее всего, вор — действительно ребенок, лет восьми-девяти, не больше. Маленький, худенький, чрезвычайно ловкий. Он без труда залез в воздуховод, прополз по нему до зала, открыл решетку, спустился по шторе вниз, взрезал алмазом витринное стекло, взял украшения, запутал следы, а затем спокойно покинул музей тем же способом. Следов от обуви я не нашел, хотя на улице сейчас очень сыро и грязно, следовательно, он был босиком.
— И у него были сообщники! — уверенно заявил директор Приксвелл.
— Несомненно, — подтвердил Холмс. — Мальчишку подвезли к музею в экипаже, помогли забраться по внешней стене наверх, подождали, а затем доставили обратно вместе с добычей. И еще: мне абсолютно ясно, что это ограбление заказал человек, прекрасно разбирающийся в стоимости древних сокровищ. Именно он, надо полагать, и проинструктировал мальчишку — из каких витрин и что следует брать. Поэтому мне нужен список, чтобы понять, что было украдено, это поможет нам в расследовании…
— Попрошу в мой кабинет! — пригласил нас директор Приксвелл. — Я сам составлю этот список. Я каждое утро заходил в Египетский зал и прекрасно помню все экспонаты. И точно знаю, что лежало в этих двух разбитых витринах!
Глава третья
Мы покинули служебную лестницу и вернулись в музейный зал — в нем уже появились первые посетители. Они восхищались древними египетскими сокровищами и совершенно не подозревали о ночной краже.
Мистер Приксвелл повел нас в свой кабинет, находящийся на третьем этаже здания. Это еще две высокие лестницы и один длиннющий коридор… Ох, и устала же я, пока добежала! Бедные мои лапки!
Кабинет оказался довольно большим, три его стены полностью занимали деревянные шкафы, под завязку забитые толстыми старинными томами в потертых кожаных переплетах, а последняя, четвертая, стена выходила прямо на Грейт-стрит — ее часть была хорошо видна через два широких окна. Над солидным директорским креслом висел, как и положено, парадный портрет королевы Виктории, пол устилал мохнатый красно-зеленый ковер — судя по густоте ворса, персидский. От него остро пахло старостью и вековой пылью. Вот откуда этот запах у мистера Приксвелла!
В центре кабинета стоял тяжелый дубовый стол, перед ним — два глубоких мягких кресла. Холмс занял одно из них, а я, как и подобает приличной собаке, легла рядом, возле его ног.
Директор попросил секретаря никого не впускать к нему — очень важный разговор. Затем достал из стола толстую тетрадь и, сверяясь с ней, начал составлять список украденного. Он макал перо в старинную бронзовую чернильницу, украшавшую стол, на пару секунд прикрывал глаза, что-то, очевидно, припоминая, а затем писал. Холмс, повернувшись вполоборота, изучал толстые старинные книги в шкафах, я же просто скучала.
Внезапно директор прервал свое занятие и задумался.
— Вы нашли что-нибудь необычное? — спросил Холмс.
— Да, — кивнул директор. — В двух разбитых витринах находились самые дорогие украшения, принадлежавшие, очевидно, самой царице Нефед, их, по словам сэра Райли, обнаружили прямо в ее саркофаге. В основном это золотые кулоны, цепочки, серьги, кольца с драгоценными камнями… То, что любят все женщины. Но там же, в гробнице, нашли и очень интересный бронзовый амулет в виде кошки. Дело в том, что царицу Нефед считают первой жрицей богини Баст, которую обычно изображают как сидящую кошку или же женщину с кошачьей головой. Ее очень любили и почитали в Древнем Египте, ибо она символизировала радость, веселье, красоту, домашний уют и плодородие. Кошек тогда вообще считали священными животными, им поклонялись. Смерть домашней любимцы являлась большим горем для всей семьи, все домочадцы в знак траура сбривали брови… А за убийство кошки полагалась смертная казнь! Поэтому неудивительно, что в саркофаге нашли амулет с изображением богини Баст, но странно другое: я сначала решил поместить его в угловом стенде, он все-таки не столь ценный, как прочие царские украшения, однако сэр Райли, когда мы обсуждали с ним этот вопрос, настоял, чтобы его положили вместе с другими золотыми вещами. Я, конечно, пошел ему навстречу — ведь он оказал нам такую услугу, предоставил для выставки уникальную коллекцию! В результате этот амулет также оказался украден…
Холмс просто пожал плечами: воришка, судя по всему, брал из витрины все подряд, не выбирая. Ему сказали — он сделал.
— Такие бронзовые амулеты у нас не считаются особо ценными и редкими, — задумчиво продолжил директор Приксвелл, — их находят довольно часто, а копии успешно делают и по сей день. В Египте богиня Бает и в наше время очень популярна и почитаема, медальоны с ее изображением носят многие женщины, и прежде всего — замужние. Конечно, не на виду у всех, их не
