Констебль отвел взгляд и слегка покраснел.
– Нет, мисс… хотя, возможно, я мог бы попросить…
– Замечательная идея. Латыши – католики. Вы сможете подладиться? Вполне вероятно, они устроят молебен или что-то в этом роде. Так нелепо стоять столбом, когда все остальные сидят.
– Верно, мисс, я тоже католик. С этим-то я справлюсь. Но вот что делать, если собрание будет на их языке?
– Вряд ли, иначе бы оно не было открытым. Узнайте, когда будет следующая встреча, и тогда можете заглянуть к нам и…
– Пригласить мисс Уильямс? Как вы думаете, она не будет против?
– Ну, уж спросить-то ее вы точно можете, – уклончиво ответила Фрина, не желая выдавать Дот. – Женщина не может быть против простого вопроса. Хорошо. Это для начала. Вы можете еще поискать мертвеца среди пропавших матросов.
– Почему именно матросов?
Констебль был явно готов усесться у ног Фрины и внимать ее мудрым советам. Забавно: подобных отношений у нее с полицией еще не бывало.
– Вы осмотрели его? Нет? Ничего страшного. У него золотая серьга в ухе. Такие носят моряки, которые пересекли экватор. А на предплечье была татуировка – «А» в кружочке. Синяя. Это, наверное, что-то значит. Разузнайте – что.
– А может, это коморра, мисс? – взволнованно спросил полицейский.
– Нет, коморра в Италии; могу вас уверить, что Латвия очень далеко от тех мест. Они бы даже не знали, что сказать друг другу. Хотя методы у них схожие. Это может быть все что угодно – даже просто какой-то личный знак. Возможно, его возлюбленную звали Анна. Достаточно для начала?
– Да, мисс, спасибо. Я доложу моему начальнику о вашей идее с мероприятием, уверен, он одобрит.
– А кто ваш начальник?
– Детектив-сержант Кэрролл, мисс. Он в курсе многих портовых дел.
– А вы давно у него служите?
– Шесть месяцев, мисс. Он немного грубоват. Порой швыряет, что под руку попадется. Но на воришек у него нюх.
– Это ваше первое убийство, верно, констебль?
– Да, мисс. Уж и не знаю, как я к этому привыкну.
– Ну, притерпитесь со временем, – утешила Фрина. – Могу я еще чем-то вам помочь? Если нет, я отправляюсь на прогулку.
Она встала, велела господину Батлеру отвечать отказом на все телефонные звонки и проводила молодого констебля до двери.
– До скорой встречи, – сказала она мягко и вышла с ним на улицу.
С моря дул холодный ветер. Сияло солнце. Фрина надела соломенную шляпку, набросила на плечи шаль и, перейдя дорогу, направилась к морю, где гуляла в течение часа, глубоко вдыхая морской воздух и ни о чем не думая.
Фрина вернулась как раз к обеду, состоявшему из легкого салата. А затем распаковала новенькую записную книжку. Для каждого дела она всегда заводила новый блокнот. Согласно вкусам Фрины, все они были в шелковых переплетах, а ручка была заправлена особого сорта черными чернилами. Она написала на книжке «Воддингтон-Форсайт» и подняла взгляд от письменного стола: господин Батлер ввел в комнату высокого пожилого господина.
Это был худой бледный господин с блеклыми глазами и коротко остриженными седыми волосами. На вид лет шестидесяти пяти. Он сутулился: видимо, дела требовали, чтобы он просиживал в конторе от восхода до заката. В то же время он вел себя как человек влиятельный, а голос его оказался глубоким и сильным.
– Мисс Фишер, очень любезно с вашей стороны, что вы согласились принять меня. У меня… одна необычная проблема, которую… я надеюсь… вы сможете…
Фрина перебила его.
– Отчего бы вам не рассказать мне все как есть? Если я окажусь не в силах вам помочь, я не возьмусь за дело. Решения я принимаю только по собственому усмотрению, – добавила она с металлической ноткой в голосе.
– Конечно же. Так вот… – Тут он снова запнулся.
Фрина предложила посетителю выпить, он поблагодарил, похвалил виски и наконец-то приступил к изложению своего дела.
– Пропала моя дочь, – сообщил он напрямик. – Ее нет уже три дня.
– Господи! А вы обращались в полицию?
– Нет, – он покраснел от неловкости.
Фрина взяла инициативу в свои руки: если ждать, пока господин Воддингтон-Форсайт будет выдавливать из себя фразу за фразой, то можно весь день просидеть, а ей еще хотелось погреться на солнышке в саду с бокалом джин-тоника.
– Просто кивните, когда я угадаю причину. Она сбежала с возлюбленным? Нет? Тогда из-за ссоры с домашними? Так. В этой ссоре была и ваша вина?
Голова замерла и не кивнула. Фрина отлично умела отгадывать шарады.
– Не по вашей вине, а еще по чьей-то? Из-за вашей жены? Да.
Мисс Фишер порадовалась, что не надо перечислять все прочие многочисленные причины, по которым молодая девица может сбежать из дома: домогательства, изнасилование, наркотики, белое рабство и прочее. Хорошо, что на сей раз ей не придется прочесывать бордели на Гертруд-стрит.[14]
– Итак, она сбежала потому, что повздорила с вами из-за вашей молодой жены? Когда это случилось?
Губы нехотя зашевелились:
– Три дня назад – в среду. Дочь была отчаянно против моей новой женитьбы, мисс Фишер. Ей четырнадцать и… она очень любила свою мать, та умерла, когда девочке было семь. Она не понимает Кристину, а та ее тоже недолюбливает. Они всегда плохо ладили. А в среду она заявила, что я никогда не любил ее, что я слепой как крот, что Кристина… Я не могу повторить то, что она про нее наговорила.
Казалось, он вот-вот расплачется; подобные мужчины никогда не оправятся от пережитого позора, если скандал выплывет наружу. Фрина раскрыла записную книжку и взяла ручку.
– Назовите, пожалуйста, ее имя.
Посетитель взял себя в руки.
– Алисия Мэй Воддингтон-Форсайт. Четырнадцать лет, родилась двенадцатого августа тысяча девятьсот четырнадцатого года. Не помню, шла ли тогда война. Она ужасно повлияла на весь мир, мисс Фишер.
Мисс Фишер согласилась, что Великая война в самом деле потрясла мир. Она отбросила воспоминания о пустынных полях сражений, где гнили трупы, – картины, которые она видела, будучи шофером кареты «скорой помощи» в медицинской добровольческой службе королевы Александры, ради чего в шестнадцать лет сбежала из школы, и снова сосредоточилась на посетителе.
– Она была одета в школьную форму и взяла с собой кое-какие вещи… Моя жена лучше знает, что именно. Кристина волнуется не меньше меня, мисс Фишер.
– А в какую школу ходила девочка?
– В Пресвитерианский женский колледж.
Фрина обрадовалась. Две ее приемные дочки учились в той же школе. Они девочки смышленые и наблюдательные и, возможно, смогут кое-что рассказать об Алисии. Вот-вот начнутся сентябрьские каникулы. Лучший источник информации даже представить себе трудно.