Икара». Взяв лупу, он принялся скрупулезно рассматривать иллюстрацию, периодически прерываясь на то, чтобы сделать глоток чая и посмотреть в окно, — так легче думалось. Несколько раз он вставал из-за стола и ходил взад-вперед по комнате, потирая руки. Сергей Иванович заметил, как им постепенно начинает овладевать столь знакомое (и уже немного подзабытое) сладостное ощущение предчувствия чего-то неслучайного и жутко интересного. «Что-то да будет с этого», — подумал Сергей Иванович и с этой мыслью отправился спать.
Глава 3
ДАЧА «ЗЕЛЕНАЯ ЛИСТВА»
Дачу «Зеленая листва» прозвали так из-за цвета металлического профиля, которым была покрыта двускатная крыша ее беседки. Это уже потом хозяева дачи таким же сочно-зеленым цветом выкрасили забор и калитку. Дом располагался на возвышенности. Это местоположение на высоком берегу делало его со стороны пристани и пляжа похожим на какой-нибудь маяк — так сильно он выдавался среди прочих домов. Дача выходила к бетонной дороге — любимому месту променада дачников. Длинная, как взлетная полоса, бетонка одновременно являлась местной набережной, поскольку проходила вдоль реки. Хотя по ней и проезжали машины, но все же велосипедистов, бегающих детей и фланирующих вечером жителей дачного поселка здесь было гораздо больше.
Сам дом был вполне себе обычный, без изысков: три комнаты на первом этаже, три — на втором.
Внизу кухня, которая в теплое время года мало использовалась. Семья предпочитала есть в беседке, а пища готовилась под навесом у бани, в так называемой летней кухне. К домашней кухне примыкали две комнаты. В самой маленькой из них когда-то давным-давно располагалась спальня для гостей, а теперь была устроена кладовая. Там в двух огромных шкафах хранились одежда на любую погоду, постельное белье, полотенца, скатерти и занавески. Туда складывали все необходимое для стирки и уборки в доме, а кроме того, электрические лампочки, удлинители, запасные розетки и выключатели, щетки, бечевки, отвертки и много другой всякой всячины, какая могла бы вдруг неожиданно пригодиться. Вторая из комнат, большая и просторная, выходила окном на внутриквартальную улицу и служила спальней Сергея Ивановича и Елены Федоровны. Двуспальная кровать в ней была новая, а вот светло-коричневого цвета комод, трюмо и полированный шифоньер остались еще со времен родителей Сергея Ивановича. В значительной степени все же это была комната его жены, по той причине, что она проводила здесь больше времени. Летом Сергей Иванович часто пропадал у себя во флигеле, однако все же без Елены Федоровны он не мог находиться слишком долго. Ему периодически необходимо было просто быть с ней в одной комнате, чтобы она сидела рядом и штопала носки или пришивала пуговицу. Зная, что она где-то рядом с ним сидит и смотрит свой сериал, он спокойно засыпал, и такой сон всегда был очень крепким.
Второй этаж дома был весь отдан на откуп детям и внукам.
Дочь Сергея Ивановича и Елены Федоровны Марина была такой же неугомонной, как и ее родители в молодости. На живых примерах она очень хорошо усвоила, что надо жить честно по отношению к себе и заниматься лишь тем, что действительно нравится. В поисках этого самого интересного дела чем только не занималась Марина в детстве и юности: иностранные языки, музыка, лыжи, кружок по археологии, драмкружок и даже фехтование. В конечном итоге она остановила свой выбор на журналистике, как и ее отец.
Марина взяла самое лучшее от своих родителей. Как и мать, она была такой же высокой, стройной, с пронзительными зелеными глазами; так же, как и когда-то Елена Федоровна, — лидер во дворе и в классе. В детстве за Мариной бегали мальчишки, восхищенные ее смелостью, а в юности — восхищенные ее красотой. Волосы, забранные в высокий тугой хвост, прямая осанка… У нее была идеальная женская фигура — ни дать ни взять гитара. Природа наградила ее густыми длинными ресницами, которые были выразительны сами по себе и не требовали туши. Неудивительно, что в ее окружении всегда было больше ребят, чем девчонок, хотя с двумя подругами детства Марина осталась дружна на всю жизнь. У нее был открытый отзывчивый характер, способный принимать людей почти со всеми их недостатками. Единственное, против чего Марина восставала, — это подлость. Она не могла мириться, если при ней унижали человека, если из-за трусости, жадности или зависти человек начинал терять свое достоинство и делал гадости.
Марина Глебова всегда была крайне увлеченной. Она не умела жить вполсилы. Загораясь какой-то идеей, всецело ей отдавалась, доводя начатое до конца. С годами это свойство характера перестало быть таким импульсивным, как в молодости, но ради любимого дела она по-прежнему была готова на подвиги. Обладая деятельной натурой, Марина не терпела ленную праздность. Она не выносила беспорядка в доме, за что бывала строга к своим детям, заставляя поочередно их дежурить. Все они с раннего возраста были приучены мыть посуду и полы, вытирать пыль, выносить мусор, стирать свои трусы и носки, чистить картошку.
От отца Марина тоже много унаследовала, часто повторяя и его ошибки тоже. Но все же один урок из отцовского опыта она извлекла точно. Марина очень хорошо усвоила на примере своих родителей, что, когда супруги слишком долго живут порознь, возникает серьезная угроза существованию семьи. Она была тогда еще маленькой, но прекрасно помнила стену отчуждения, которая на какое-то время возникала между родителями после длинных командировок отца. По этой причине мужа себе она выбрала из своей профессиональной среды.
Уже с детства она твердо знала, что у нее будет трое детей. Так и случилось. Марина была нежной, заботливой матерью, может, не такой беспокойной, как Елена Федоровна, но когда кто-то из детей заболевал, для нее сразу останавливался весь мир. Тогда плевать было на работу и все обязательства. Все, что отвлекало ее от лечения детей, уверенно посылалось к черту. От матери ей передалось чувство тревожности за своих близких, отчего Марина вникала во все дела детей, чем, конечно, подрезала не только их самостоятельность, но даже и самостоятельность мужа, принимая в том числе и за него некоторые решения. При этом она не подавляла, потому что не была жесткой или властной по своей природе, а всего лишь убеждала сделать правильный выбор. Блистательно освоив мастерство сократического диалога, она подводила собеседника к единственно верному, по ее разумению, ответу. Ее фраза «Ты только послушай меня!» всегда была сигналом того, что ее «жертве» оставалось недолго упорствовать в своем неблагоразумии. После этого следовало ожидать серию вопросов и «контрольный выстрел в голову». Даже Сергей Иванович часто не мог противостоять