расстегнутой куртке, которая была ему явно велика, не обращая ни малейшего внимания на остальных, потянул старика за рукав. — Меня Женька со второго этажа пидарасом назвал!
— Ой! — Зависнув над протоколом, рука Романа Аркадьевича заходила ходуном. — Что ты придумываешь, Валя? — заверещал он испуганно-извиняющимся голосом.
Дознавательница, неожиданно громко, от души рассмеявшись, принялась с любопытством разглядывать мальчика.
— Да! — развернулся в ее сторону мальчишка. — Так и сказал: и дядя твой пидарас, и ты пидарас! — дважды с удовольствием повторил он бранное слово.
Дознавательница извлекла из кармана мобильный.
— Знаешь, малыш, сколько сейчас пидарасов вокруг! — прошипела она в темный экран телефона.
— Послушайте, — не выдержала Самоварова, — поддерживать подобные разговоры с ребенком непедагогично!
— Я вроде все подписал, мне можно идти?
Роман Аркадьевич бросил ручку на стол и, схватив мальчишку под локоть, поволок на выход.
Электронные часы показывали без пяти двенадцать.
— Спасибо за кофе, — когда старик и мальчик ушли, как ни в чем не бывало сказала Самоваровой дознавательница.
Варвара Сергеевна кивнула и полезла в сумку за телефоном.
Но раздумывать над текстом сообщения Валере не пришлось — заполошный доктор уже вбежал на кухню.
— Варя, что же ты мне сразу не позвонила?! — с порога набросился он на Варвару Сергеевну. — В клинике я вырубил телефон, а когда освободился, на нем было пять неотвеченных вызовов от Марии Юрьевны. — Я тебе звоню-звоню, а у тебя «абонент не абонент»!
Ну конечно…
Варвара Сергеевна удрученно вспомнила, что, отвлекшись с кассиршей на залипаки, напрочь забыла о том, о чем думала все утро: о необходимости срочно погасить скопившийся на телефоне долг.
2
Возвращаясь в некогда оставленное место, начинаешь знакомиться с ним заново. Совсем как с человеком, чей облик за то время, пока не виделись, претерпел закономерные изменения.
Варвара Сергеевна Самоварова искренне считала, что и у предметов есть душа.
Иначе с чего бы так насупиться ее серому раскладному дивану? И зачем старенькому креслу у окна прятать в своих деревянных ручках жгучую обиду? Зато любимые книги, хоть и запылились изрядно, тут же выстроились по стойке «смирно» и радушно поприветствовали хозяйку.
Год назад, летом, Анька делала ремонт в квартире, но комнату матери оставила без изменений — таково было желание самой Варвары Сергеевны. Окунувшись в нехитрые радости загородной жизни, Самоварова с ужасом представляла себе переполненные всякой всячиной торговые центры, в которые ей пришлось бы таскаться вместе с дочерью, согласись она на ремонт в своей комнате. Пару раз предложив матери подключиться к процессу, дочь ни на чем не настаивала — в конце концов, и хлопот, и затрат меньше. Несмотря на то что Варвара Сергеевна дочь об этом не просила, комнату матери Анька закрыла на ключ.
«Ма, пусть твое царство тебя дожидается, мало ли что… Нам с Олегом двух комнат более чем достаточно», — объявила дочь, и Самоварова, преисполненная молчаливой благодарности, с ней согласилась.
Все же ей удалось вырастить дочь хорошим, лишенным столь ненавидимого ею стяжательства человеком!
Самоварова подкатила небольшой чемодан к платяному шкафу, стоявшему в углу комнаты. Из распахнутого шкафа на нее повеяло застарелой грустью. Еще бы… В этой квартире, особенно в последние годы, грусть была самым привычным ее состоянием.
Грустила она и об ушедшей, будто проскользнувшей меж пальцев молодости, о невозможности полноценных отношений со своей самой сложной и долгой любовью — полковником Никитиным, о незаметно выросшей Аньке, о рано ушедших родителях. Грустила, когда вспоминала, что редко видится с единственной подругой Ларкой Калининой, что мало прочла книг, что часто упускала шанс, отшивая достойных ухажеров, что не умела расслабляться, что слепо верила лживому мужу, что никогда не бывала за границей, что редко ездила на море… Одинокой женщине всегда есть о чем погрустить.
А когда появился Валера, она просто перестала эту грусть замечать. И всего через месяц после знакомства переехала к нему на дачу.
И потому весь спектр окрашенных в яркие, теплые тона эмоций будто завис где-то над окошком этой комнаты, так и не успев ее этим теплом пропитать.
Одежды у Варвары Сергеевны было немного. Обновляя гардероб, она привыкла думать не о количестве, а о качестве.
Несколько платьев «на выход» (двум было уже лет десять), две белые рубахи — одна льняная, другая — из плотного хлопка, черные классические брюки, плюшевый, темно-коричневый спортивный костюм, два кардигана тонкой шерсти, черное шерстяное пальто с поясом, кремовый плащ, укороченная каракулевая шубка. Три кашемировые водолазки и джинсы, недавно купленные в Италии.
Самоварова в очередной раз за этот долгий день мысленно поблагодарила небеса, что основной гардероб, так же, как и большая часть их с доктором ценных вещей остались невредимы.
Вместе с вешалкой в серьезно пострадавшем от пожара коридоре сгорели две легкие куртки — ее и доктора — и, увы, почти вся обувь, которая за неимением лишнего места в квартире хранилась в тумбочке коридора. Кухонный стол, табуретки и дверь на кухню, двери в ванную и санузел, небольшой комод с постельным бельем при входе в бывшую комнату сына доктора, пестрый ковер в той же комнате… пострадали настолько, что превратились в поджаренный хлам.
Но то были мелочи по сравнению с тем, что теперь их жилищу требовался серьезный ремонт — стены и потолки успели прокоптиться и почернеть во всей квартире.
«И все же! — успокаивала себя Самоварова, старательно отгоняя тягучие, мрачные мысли о необходимых на восстановление квартиры деньгах. — Главное — все живы. Да и соседи молодцы, все могло быть намного хуже…»
Страховки на квартиру у доктора ожидаемо не оказалось.
После поездки в Рим на ее карте оставалось около ста пятидесяти тысяч. Плюс — какие-то сбережения Валеры.
И все равно им придется крутиться: искать бюджетных работяг и недорогие материалы, восстанавливать проводку, обновлять мебель.
Осуществление давней мечты — покупки мотика — откладывалось на неопределенный срок.
Даже те предметы интерьера, которые не пострадали при пожаре, подлежали замене — ведь они будут неумолимо напоминать о том, что это некогда простое, но светлое жилище подверглось осквернению.
Варвара Сергеевна окинула взглядом показавшуюся особенно обветшалой на контрасте с недавно отремонтированной квартирой комнатку — как она ни отбрыкивалась, убежать от ремонта, выходит, не удастся…
И основная нагрузка, она это прекрасно понимала, ляжет на нее — со следующей недели доктор должен выйти на новую работу с существенно более плотным, чем на прежней, графиком, а Лешка, его сын… финансами, вероятно, поможет, а что касается участия в процессе — вряд ли.
Молодой востребованный айтишник сутками пропадал на работе.
Прежде чем развесить одежду, Варвара Сергеевна решила проветрить шкаф.
Где-то в ящичках комода был пузырек с лавандовым маслом. Надо бы найти в доме чистую тряпку и протереть лавандовой эссенцией внутренности шкафа.
Как
