общины. Мы пока этого не знаем, поэтому рано судить. С этим и надо будет разобраться.
– Не представляю, как за это взяться. С какой стороны?
– Нужно будет найти членов их секты и всех опросить. Когда соберешь достаточно информации, ты сам поймешь, что нужно делать дальше, в какую сторону двигаться. И обрати внимание на предположение, что нож может быть сделан из рессоры. Может кто-то из сектантов кареты ремонтирует.
Трегубов внутренне содрогнулся, представляя себе опросы сектантов, режущих друг другу детородные органы.
– Да, кстати, – спохватился пристав, – раз уж я тебя перевел работать в город, давай, займись одним деликатным делом. Ты у нас человек образованный, с хорошими манерами. Тут только такой и нужен.
– Что Вы имеете ввиду, Илья Петрович?
Столбов тем временем копался в кипе бумаг, сваленных на краю стола, перебирая их быстро, но аккуратно, чтобы бумаги не посыпались на пол.
– Где же оно? – бормотал Столбов. – Давно пора навести порядок, отобрать старое и ненужное, но времени не хватает.
– Попросите Белошейкина.
– И то правда, пусть отсортирует. Ага, вот оно! Пришло письмо из Москвы. Запрос от жандармов. Помнишь, они у нас аресты народовольцев провели?
– Конечно, помню, – по спине Трегубова пробежал тревожный холодок.
– Так вот, – продолжал пристав, просматривая найденное письмо. – Они провели допрос арестованных террористов, и один из них на допросе признался, что у них был сообщник из местных. То есть наш туляк.
– И как его зовут, известно? – замогильным голосом спросил Иван.
– Конечно, известно: Николай Канарейкин, сын уважаемого в нашем городе купца Канарейкина. Здесь то ты и нужен. Люди в городе известные и не простые, нужен мягкий и аккуратный подход. Кто знает, правда это или оболгал его преступник.
– Правда, – ответил собравшийся с духом урядник. Он понял, что дальнейшая ложь заведет их в ещё больший тупик. Помимо прочего, он не мог врать в таком деле своему наставнику, не мог подвести его.
– Как так? – опешил Столбов, удивленно таращась на Ивана.
– А вот так. Коля – наш с Михаилом Торотынским одноклассник по гимназии, – вывалил молодой полицейский, ошарашенному приставу, – связался не с теми людьми. Но он не сделал ничего плохого, только разговоры разговаривал. Мы с Мишей, как выпустили нас из тюремного замка, ему всё объяснили, и он понял. Он понял и отказался от участия в их планах и делах. Сам отказался.
– Так, – выдохнул, вставая пристав. – Значит, только разговоры разговаривал. А ты, стало быть, знал и ничего не сказал мне? А ну бы его ещё тогда арестовали и вместе с тобой? Снова в тюрьму! А меня бы спросили, кого это я на работу в полицию набираю!
Иван опустил голову, ему нечего было сказать в своё оправдание.
– И что мне, скажи на милость, теперь делать? – продолжал пыхтеть Столбов, нависнув грузным телом над сидящим урядником.
– Это всё моя вина, я готов понести ответственность. Готов уйти в отставку.
– Уйти в отставку?! – ещё больше взбеленился пристав. – Посмотрите, каков! Получил в наследство имение и уже в отставку. Так?
– Нет, не так, – Иван встал со стула и посмотрел в глаза приставу, – я хочу остаться в полиции, хочу служить, а не заниматься сельским хозяйством. И я не просил и не ждал, что у меня вдруг появится какое-то наследство. А что касается Николая: что мне было делать? Арестовать своего друга? За что? Он ничего не сделал, только доверился мне и рассказал о своих взглядах! Как другу!
Столбов слушал Трегубова и постепенно остывал.
– Ты мог прийти ко мне и всё рассказать, и мы что-то придумали бы. Не отдали бы жандармам твоего Николая. А сейчас что прикажешь мне делать? Солгать, совершить должностное преступление или все-таки арестовать твоего Канарейкина? Вдруг он что-то знает?
– Ничего он не знает. Дурак наивный, вот и всё.
– Ага, а как это проверить? – буркнул Столбов, снова усаживаясь на кресло. – Садись, не маячь!
Пристав замолчал и задумался, не глядя на Ивана. Спустя пару минут он что-то решил.
– Хорошо, я подумаю, как сделать так, чтобы твой друг не пострадал. Я тебе верю, что он ни при чём. Ещё я не поддерживаю нынешнюю моду наказывать за мысли, – проговорил пристав. – Каждый волен мыслить свободно, а судить надобно уже только за поступки.
– Спасибо, Илья Петрович, – поблагодарил Иван, снова вскакивая на ноги.
– Погоди благодарить, садись. За то что скрыл от меня информацию, поручаю тебе дело, которое будешь вести в свободное от расследования убийства сестёр время. У меня сейчас нет времени, а заниматься им нужно. Думаю, не моё это – бумажная работа и волокита.
– Какое дело? – спросил Иван, снова усаживаясь.
– Поедешь к помещику Минину, всех опросишь. У него конь пропал из конюшни. Чтобы ни одной детали не упустил! Потом доложишь мне лично обо всех обстоятельствах. И отнесись к делу ответственно. Меня сам глава дворянского собрания попросил.
– Хорошо, Илья Петрович. Будет сделано.
– Что там у тебя ещё сейчас?
– Паровой колпак с паровоза сняли на вокзале.
– Обратись к Семёнову, он тебе с этим поможет. Всё, иди давай. С глаз долой. Нужно работать.
4.
В воскресенье Трегубов с утра отправился в имение помещика, у которого пропал конь. Конечно, Ивану было бы чем себя занять в выходной день, но он не мог отказать Столбову. Причём, всё, что от него требовалось – это снять показания. Поэтому он совсем не нервничал. Настроение у Ивана было хорошее, чему способствовал солнечный день, но главное то, что пристав брался решить проблемы Николая. Трегубов доверял своему начальнику, а с учетом того, что тот всегда доводил дело до конца и всегда делал то, что обещал, то Иван успокоился за Канарейкина.
Листва уже начала желтеть, так что за городом было красиво и свежо. Конный урядник тульской полиции полностью отдался ощущениям уходящего лета и, сохранив приподнятое настроение, добрался до нужного ему имения, лишь один раз справившись по пути о направлении дороги туда.
В главный господский дом вела широкая аллея с двумя рядами деревьев, высаженных по её краям. Сам двухэтажный дом с балконом и колоннадой выглядел живописно в окружении ухоженных и стриженных кустов английского сада. Картинка радовала глаз цветами, хотя, быть может, основной причиной было хорошее настроение Ивана.
Вокруг дома на некотором от него расстоянии были раскиданы деревянные постройки, одной из которых, очевидно, и была конюшня.
У крыльца урядник спешился и дождался, пока из дома к нему вышел худощавый господин в потрёпанном временем тёмно-зеленом кафтане.
– Мне нужен Дмитрий Львович, – после приветствия пояснил урядник.
– Хозяин отсутствуют
