Титор Кардош, которому вроде бы и не было нужды тут оставаться. Беспокойно как-то прохаживался, словно бы в волнении. Завидев Тарика, он, казалось, не просто обрадовался, а натуральным образом просиял, заспешил навстречу. Тарик не ускорил шагов. Титор Кардош по прозвищу Долговяз, в общем, не хуже и не лучше других, так что не было причин выказывать ему особенное уважение...
— Мои горячие поздравления, Тарик! — выпалил Долговяз. — Оправдал мои усилия, не подвел учителя!Как выражались в таких случаях Школяры промеж себя, талдыка цвел и пах. Ну, еще бы — успех Школяра был и успехом Титора, или попросту талдыки (но храни вас Создатель употребить это непочтительное прозвище при Титоре — полдюжины розог схлопочете!). Тарик выжидательно молчал.
— Пойдем-ка... — Зачем-то опасливо оглянувшись, Долговяз взял Тарика за плечи и вывел в калитку. — У меня к тебе будет серьезный разговор...
— Меня дома ждут, — буркнул Тарик, только чтобы отделаться. На самом деле ему некуда было особенно торопиться: маманя, конечно, ждала с нетерпением, но вовсе не требовалось нестись домой сломя голову, тем более что Школяру, одетому по форме, надлежит «шагать по людным местам степенно и чинно, без припрыгиваний, маханий руками и гримасничанья лицом».
— Мы и по дороге поговорить можем, — сказал Долговяз. — Тарик, ты ведь уже хороших годков достиг, еще два месяца — и перейдешь в Подмастерья, должен понимать взрослые вещи... И память у тебя хорошая. Должен помнить все, что говорил Наставник Филодош... ну, главный на испытаниях. Верно ведь?
— Верно, — осторожно согласился Тарик, все еще не понимая, куда талдыка гнет.
— Помнишь, как он сказал: испоротые офицеры потеряли и устье Тилутаны, и все Зеленое Заречье?
— Ну, помню...
— А что это означает?
— Ну, что потеряли...
— Тарик, Тарик... Пора бы знать в твои годы: частенько у иных слов есть двойной смысл... Неужели не знаешь?
— Знаю...
— Был там двойной смысл! — сказал Долговяз прямо-таки торжествующе. — Ни устья, ни Заречья наше славное королевство так и не отвоевало. А потеряли мы эти земли при короле Дазоре Третьем, да утешит Создатель его душу в Счастливых Полях. Значит что? Значит, сей Филодош допустил словесное «осуждение величества». Что несравнимо по тяжести с «оскорблением величества», однако ж законами королевства карается. Понял теперь, чему ты стал ушеслышцем?
— Понял вроде... — сказал Тарик, ошарашенный лихостью, с какой Долговяз поиграл словами так, что они стали означать караемый проступок, «осуждение величества». Первый раз с таким столкнулся.
— Это еще мелочи, а вот если мы дальше пойдем... Слышал ведь, как Филодош говорил: великий Гаремат Корарий, не будь он порот и в Школариуме, и в университете, чего доброго, не сделал бы своего гениального открытия? А здесь каков двойной смысл?
— Не знаю даже...
— Тарик, ты глупеешь на глазах, — поморщился Долговяз. — Счастье твое, что Учение не преподают лекциумом в Школариях, иначе ты бы не только сов не заработал, но и под розги попал бы... Но в мироустройстве-то ты сведущ, что не раз доказывал и в Школариуме, и совсем недавно — здесь... Великий Гаремат Корарий совершил свое открытие, будучи...
Тарик легко закончил:
— ...будучи озарен благостью Создателя, возжелавшего его посредством открыть созданиям своим истину.
— Именно! — Долговяз значительно воздел указательный палец. — Благость Создателя была причиной, а не придуманные человеком розги! Дерзостно и сравнивать! Теперь понял?
Тарик даже испугался. И не без запинки выговорил:
— Вы хотите сказать, Титор, что Наставник Филодош... — Он с трудом заставил себя выговорить жуткое слово: — Еретик?
— Тс! — Долговяз огляделся. — Это политесное11 слово, но на людях лучше его лишний раз не произносить, мало ли что кому втемяшится — и оправдывайся потом... Вот что я думаю: сей Филодош для этого самого... ну, ты понял... все же мелковат. Не
тянут его слова на то самое... зато вполне подходят под «злоязычное вольнодумие, задевающее Создателя», точно тебе говорю. А это опять-таки сурово
подлежит... Теперь, сдается мне, ты окончательно понял, чему был ушеслышцем и даже очесвидетелем. Вот так и сталкиваются юные Школяры с суровой прозою жизни. И наконец, Филодош закрыл испытания без общего пения псалма нумер шесть «Возблагодарю Создателя за пролитый на меня свет знания». Так ведь?
— Так, — сказал Тарик, пребывая мыслями в смятении. — Я сам удивился было, а потом подумал: может, так только в Школариуме полагается учебный день завершать, а тут другие порядки...
— Порядки везде одинаковы, Тарик: и в Школариуме, и на квартальных испытаниях, и на градских. Как полагаешь, верно я догадался, что Филодош больше думал об обеде? О тешении своей бренной утробы, а не о прославлении Создателя?
— Пожалуй что, — согласился Тарик, сам державшийся того же мнения.
— Рад, что ты меня понял и проявил похвальную рассудочность, — прямо-таки умиленно сказал Долговяз. — И что же теперь должно воспоследовать? Я тебе помогу. С мироустройством у тебя тоже отлично обстоит. Гончие Создателя есть...
— ...есть лучезарные витязи, ежедневно и еженощно преследующие ереси, злоязычное вольнодумство и черное колдовство.
— Молодец! И долг каждого искренне любящего и почитающего Создателя...
— ...помогать им в сем нелегком труде, невзирая на опасности, могущие воспоследовать, ибо не может быть страха у того, кто встает на защиту Создателя.
— Истинно! Вот и надо встать на защиту Создателя пусть даже скромными усилиями пера и чернил. Говоря приземленно, Тарик, нужно писать бумагу Гончим Создателя.
Тарик сказал серьезно:
— Титор Кардош, я и не представляю, как такие бумаги пишутся, не представляю даже, где Гончих искать...
— Зато я представляю и где искать знаю, — ободряюще похлопал его по плечу Долговяз. — Все это возьму на себя, а от тебя потребно одно: когда учинят спрос, выступить ушеслышцем и очесвидетелем.
Искать никого не придется, Гончие тебя сами найдут. Могу я на тебя полагаться?
— Но ведь, Титор... Известно же: не достигший четырнадцати лет в суде считается за полвзрослого, показания одного его не принимаются. Только когда их таких двое... Или у Гончих иначе?
— Все в точности так же. А ты забыл, что вас таких как раз и есть двое? Ты и тот бедолажник, что пострадал от Филодоша... Уж его-то я сегодня же найду и с Титором его поговорю, про поротых офицеров оба слышали. Видишь теперь, что дело
