негромко, словно баюкала.
— А ещё куда ты ходил, сынок? — спросила мать.
— В гости ходил.
Ох ты! Куда же? К кому?
— К цветкам на погребную крышу.
— Вот как? И хорошо тебя там встретили?
— Хорошо. Радовались мне.
Мать поглядывала на Данилку и тихонько улыбалась. Когда она была маленькая, то так же, как и Данилка, любила придумывать всякие сказки.
— Значит, и сидели с Федей, как воробьи на крыше?
— Нет. Один сидел.
Мать, положила хлеб, который начала было резать, и внимательно посмотрела на Данилку:
— Это что же значит, сынок? Почему же ты всё один да один? А почему не с Фёдёй?
Данилка насупился и принялся ковырять трещинку в белёной стене. И понемногу, не сразу, рассказал матери всё — и про хамсу, и про то, как Федя убежал на море, и про то, как рыба досталась коту…
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
— Ну, это ничего, — успокоила Данилку мать. — Это просто так, тучка налетела. Федя просто ошибся немножко, забыл тебя позвать. А ты ошибся — обиделся на него. Завтра солнышко взойдёт, и тучка растает.
Данилка задумчиво посмотрел на мать:
— Растает?
И мать повторила тихо и ласково:
— Обязательно растает, сынок. Уж я-то знаю. Разгладь брови, взгляни повеселей — вот и отец наш ужинать идёт!
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Ночь была жаркая, душная. И день наступил жаркий. А потом рванул ветер. Зашумел тополь, залепетали абрикосовые деревья в саду. Захлопало на верёвке бельё. Данилке показалось, что все эти рубашки, простыни, наволочки изо всей силы схватились за верёвку, держатся и очень боятся, как бы ветер не сорвал и не унёс их куда-нибудь в горы.
«Хорошшшо, хорошшшо бы дожжждичка…» — прошелестел жёсткими листьями тополь.
«Это нам нужно дожждичка, — залепетали абрикосовые деревья за стенами дома. — Нам абрикосы соком наливать надо…»
Данилка стоял на крыльце и слушал, как шумят деревья.
Вдруг у калитки закричали:
— Данилка, ты дома?
— Дома! — закричал в ответ Данилка.
Во двор вошла Федина тётка, тётя Фрося.
— А Федюньки у вас нету? — спросила она.
— Нету, — ответил Данилка. — А что?
— Ах, чтоб ты лопнул! — с сердцем пожелала тётя Фрося.
— А зачем это я лопну! — обиделся Данилка.
— Да не ты, а Федюнька, — сказала тётя Фрося. — Неужели опять на пастбище убежал? А в горах-то — гляди что!
Тётя Фрося покачала головой, и зелёные концы закачались у неё на макушке.
Данилка посмотрел на горы. Каменный человек закутался в белый туман. На круглое темя Большой горы, будто огромная тёмная перина, навалилась тяжёлая туча. Она зловеще клубилась, наползала на гору и по склонам спускалась в долину. Туча становилась всё темнее, чернее, и в густой черноте её беззвучно прыгали длинные огненные иголки.
— Гроза идёт!.. — прошептал Данилка.
Тётя Фрося, вполголоса браня Федю, пошла дальше, по дороге. Может, он с отцом на виноградник увязался? Хорошо, если с отцом. А если один где-нибудь в горах — так пропадёт же! Когда дождь да гроза, в горы не суйся — смоет водой.
Данилка стоял на своём дворике и смотрел, как молнии вонзаются в горные вершины. Он весь съёжился от страха, даже плечи у него приподнялись. Правда, а где же Федя?
И вдруг Данилка вспомнил. К матери на птицеферму Федя убежал, вот куда. Ведь он же звал вчера Данилку цыплят смотреть!
Данилка снова поглядел на горы. На вершинах сверкало всё грознее, и уже далёкий глухой грохот доносился оттуда. Данилке-то хорошо, он дома, а вот как Феде сейчас? Может, Федя ещё не дошёл до птицефермы? Птицеферма далеко от колхоза, стоит на высокой горной гряде, над тихой большой запрудой. Может, бежит Федя один но горным тропинкам, а гроза уже сверкает кругом!
Данилка незаметно выскользнул за калитку и торопливо зашагал по дороге. Он пошёл в горы искать Федю.
Данилка никому не сознался бы, что был трусоват. Он, например, боялся лошадей. Ему так и казалось, что лошадь непременно ударит его копытом. Боялся коров, даже своей Краснушки боялся. Вон у неё какие рога! А для чего же тогда эти рога, как не для того, чтобы бодаться?
И грозы боялся. Сердце замирало у Данилки, когда он, свернув с дороги, бежал по узким тропочкам, протоптанным скотиной. Бока окрестных гор были все разлинованы узкими тропками. Много-много таких тропочек тянулось по склонам, беги по какой хочешь. Всё потемнело — и небо, и горы, и узкие долины… И пусто кругом, и тихо. Один только Данилка бежит, и сердце у него колотится от страха. Иногда остановится, покричит:
— Федя! Федюнька! Эй!
Но лишь эхо в горах отвечает ему: «Эй!» И словно подсмеивается над Данилкой.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Буря
⠀⠀ ⠀⠀
⠀Федя уже давно мчался по склону горы, перескакивал с тропки на тропку и воображал, будто скачет на сером Соколике, на лучшем колхозном коне. Федя погонял коня, торопился. Ему надо было скорей попасть на птицеферму, там, может быть, уже все клушки с цыплятами ходят. Мать ещё с вечера ушла туда, на ферме и ночевала сегодня. Когда начинают выводиться цыплята, тут особенно надо следить за ними.
Крепкие Федины ноги с короткими пальцами и загрубевшими пятками так и мелькали по тропке. Иногда Федя натыкался на колючие кустики, которые всюду, словно ежи, сидели по горам, и высоко подпрыгивал от боли. Но не останавливался, а мчался дальше.
За двугорбой горой Федя спустился вниз. Солнце было невысоко, и длинные лучи сбоку, с моря, освещали узкую зелёную долину. На траве, на цветах, на молодых зелёных колючках дикого перца, на пушистых кустиках полыни — всюду дрожала и блестела роса. Щебетали стрижи и ласточки, пели во весь голос чёрные дрозды. Они недавно прилетели из-за моря и теперь отдыхали здесь, в долинах. От птичьих песен просто звон стоял!
Земля в долине была изрезана глубокими трещинами. Это вешняя вода с гор каждый год роет и углубляет их. Они такие глубокие, что если взрослый человек идёт по дну, то его совсем не видно. Колхозный агроном называет эти трещины каньонами.
В одном, самом глубоком каньоне колхозники заперли воду плотиной. И в долине теперь появилась полная до краёв река. Только не было волны в этой реке, и течения не было. А вода стояла светлая и зелёная — светлая от солнца, а зелёная оттого, что в ней, как в чистом зеркале, отражались зелёные крутые берега.
Федя, твёрдо
