конечно, носилки. Жалко их нет, - тараторила она, замечая, что её слова вызывают изумление на лицах, но не желание действовать. – Отец! – позвала единственного достаточно сильного веана, который всегда поддерживал её.
И тут же с мольбой взглянула на того самого парня с травяными глазами.
Как только эти двое подошли к пострадавшему и подняли его, другие мужчины вдруг тоже включились и принялись помогать.
Через пять минут раненого доставили в блок. Правда там почему-то не оказалось дежурного лекаря, и Дайне пришлось делать всё самой: успокаивать «пациента», промывать рану чистой родниковой водой. Хорошо хоть мать тоже решила помочь и занялась смешиванием с водой специального порошка, превращая его в лечебную мазь.
- И разведите, пожалуйста, костёр. Надо будет прокипятить иголку и нитку, - отдавала указания работникам Дайна.
К тому моменту, как из соседнего селения доставили лекаря, она уже зашила рану, обмазала её мазью рядом со швом и собиралась накладывать повязку.
- Рана неглубокая, кость не задета, крупные сосуды – тоже, - отчиталась девушка перед строгим мужчиной лет сорока, одетым в лаконичный китель с воротником-стойкой. Именно на этом воротнике она впервые увидела местную серебряную вышивку.
- Хорошо сделано, - сдержанно похвалил её лекарь. - Заканчивайте. Или вы не умеете перевязывать? – уточнил он.
- Умею, - Дайна даже дёрнулась.
«А вы не собираетесь делать свою работу?» - так и подмывало её спросить.
Но лекарь стоял с видом экзаменатора, и она принялась ловко обматывать бинт вокруг голени случайного больного.
Вскоре приехала специальная повозка, и постанывающего веана забрали Оттис – более крупное селение.
«Или Оттис – это город?» - Дайна так и не поняла, а задавать прямые или наводящие вопросы так и не решилась.
Зато родители решились легко. И их не остановило даже присутствие посторонних веанов за общим обеденным столом.
- Где ты научилась такому? – спросила встревоженно мать, которая так и не притронулась к похлёбке.
- Мне тоже интересно, - поддержал супругу отец. – Мы гордимся тобой. Но такие умения…
Отец так и не закончил фразу. Оба родителя-веана пытливо смотрели на свою вдруг выделившуюся дочь. И прочие тоже смотрели.
- Не знаю, откуда, - Дайна уставилась в тарелку, где в пряном зелёном пюре плавали вкуснейшие кусочки морковки и картошки, сдобренные жареным луком и орешками.
- Так не бывает, - не отставала мать.
- Я просто подумала, что так будет правильно, - оторвавшись от тарелки, Дайна наткнулась на испуганный материнский взгляд.
«Да, именно, я подумала. Использовала мозг по назначению, что местные, к сожалению, делают редко,» - ситуация начинала раздражать.
Но глядя на простые, добрые лица она вдруг пожалела своих родителей. Захотелось успокоить их, объяснить случившееся хоть как-то, если не правдой, то полуправдой.
- Когда я в детстве разбивала коленки, вы тоже сначала промывали мне ссадины, а потом мазали от заразы. И иногда перевязывали… Про перевязку мне, кстати, лекарь подсказал.
- Дайна, я видела, как ты зашиваешь рану. Сама… - трагично прошептала мать.
Не зная, как объяснить это своё умение, девушка набрала полную ложку сытного супа и сунула в рот, как бы намекая, что обед скоро закончится, а она сегодня и так осталась без завтрака и до сих пор голодна.
Мать нахмурилась и тряхнула головой. Отец же накрыл её руку и ободряюще улыбнулся:
- Всё хорошо. Я сейчас вспомнил, как Дайна в детстве сама заштопала игрушку. Плюшевого мыша. Помнишь? У него оторвалось ухо.
- Да… - лицо матери разгладилось. – Кажется, припоминаю. Я ещё подивилась тогда: до чего ровный получился стежок.
Дайна с облегчением выдохнула. В детстве она действительно сама чинила любимые мягкие игрушки (мышка у неё тоже была), и её мама – земная, настоящая – тоже её хвалила за аккуратные швы.
«Теперь моя земная мама, наверное, забыла про меня. Точно забыла. Я даже откуда-то знаю об этом. Вот только откуда?..»
Прель
Йоло явился, как обычно, в сумерках. Каролина как раз спустилась в погреб с подносом, поставила подсвечник на бочку и тут же услышала, как он постукивает особенным образом в ставень под самым потолком.
Отворив изнутри вентиляционное окно, дочь трактирщика как ни в чём ни бывало подошла к нужной бочке, приставила бутыль и открутила вентель. Тем временем Йоло протиснулся внутрь и спрыгнул на пол. Подкравшись сзади, он обхватил тонкую талию Каролины.
- Йоло, - шикнула она. – Руки убрал.
- А чего? Завтра мои к твоему папаше свататься придут.
- Не надо, - резко закрыв вентель, Каролина поставила бутыль на поднос. – Мне пора.
- Эй… почему? – парень вытер нос рукавом.
- Не собираюсь я за тебя замуж. И не собиралась.
- Как же? А…
- Что? – дочка трактирщика упёрла руки в бока. – Думаешь только вам парням можно голову девушкам дурить? Знаю я вас.
- Каролинка, но я-то всерьёз. Влюбился в тебя… вот.
На душе и так было погано, а от вида растерянного Йоло стало только хуже. Да ещё и в центре груди запекло.
- А я не всерьёз, - сказала, как отрезала.
Лицо парня дрогнуло.
«Да ладно! Он что, разреветься собирается?»
- Йоло, - Каролина тяжело вздохнула.
- А?
- Прости, если что. Я правда думала, что ты так… поматросить и бросить. Поэтому и не позволяла ничего, кроме поцелуев.
Какое-то время сын бондаря молчал. Потом пнул ближайшую бочку с вином и запустил пятерню в вихрастые волосы. А ещё через пару секунд выдал:
- Да пошла ты. Завтра к Малке посватаюсь, к Трындычихиной дочке. То-то она рада будет.
Хотелось со психа ответить: «Ну и иди к своей Малке!» Но вовремя вспомнилось:
- Йоло, на несчастье счастья не построишь.
- Чего? – переспросил уцепившийся было за край окошка бондарь.
- Подумай хорошо. И самому хреново будет, и ей всю жизнь испоганишь.
- Испоганю – разведусь, - бросил парень через плечо.
«Это да, разводы здесь – дело плёвое. Надеюсь, эта Малка – сама не дура».
В окошке мелькнули протёртые подошвы старых сапог. Створка хлопнула. А сверху из зала гаркнул отец:
- Каролина!!!
- Иду!
- Выпорю!! Помяни моё слово!
«Ага, разбежался,» - девушка подхватила поднос и без настроения вернулась в зал.
За остаток вечера она ни разу не улыбнулась ни одному посетителю-мужчине.
А перед сном случилось странное. Нет, странностей в этом мире хватало – от вечных правителей и магии, о которой много говорили,