какой-то желтый конверт наугад. За последние недели я отвезла кучу маленьких посылок по всему городу и даже в пригород. Я не знаю, что внутри этих пакетов и знать не хочу.
— Кстати, когда я отвозила посылку тому парню-актеру, он выглядел так, словно собирается меня зарезать. Может, тебе стоит сказать клиентам, что у тебя новый курьер?!
Он ухмыляется:
— Просто делай все поживее. Это же наше преимущество, так ведь? Скорость? Быстрее, чем все остальные, в два раза? В три? Я смотрел то шоу по каналу «Путешествия». Там вроде бы снимается твой бывший.
— Это меня не удивляет. Мы оба знаем, что Колин удавится, лишь бы быть в центре внимания.
В наши дни у всех есть реалити-шоу. Даже у велосипедных курьеров. Я не являюсь фанатом демонстрации своей жизни на экране и выслушивания постоянного крика от сумасшедших диспетчеров, с которыми работает Колин, но готова сделать практически что угодно ради денег. Поэтому я не встаю и не выхожу из квартиры Малкольма Хеддера в Квинсе в данную секунду.
— Я езжу очень быстро, но не уверена, что достаточно проворна для парня с ножом.
— Думаю, что придется научиться.
Он ухмыляется и тычет ручкой в место для подписи.
Не могу поверить, что мы четыре года жили в одном доме и не убили друг друга. Мы были подростками, пытающими справиться с изменой отца и плохим выбором партнеров матери. Но не каждая смешанная семья превращается в «семейку Брейди».
С тех пор, как Малкольм окончил школу, я о нем почти ничего не слышала. Мама поддерживала с ним связь, и я узнавала новости через нее. Он пытался учиться в колледже и работать в автосервисе, а затем все бросил.
Два года назад он связался со мной и предложил работать у него курьером, но я отказалась, потому что у меня не было желания перевозить сомнительные товары.
Пару месяцев назад Малкольм снова связался со мной и предложил специальную высокооплачиваемую работу, но я и тогда отказалась.
А теперь уже четыре недели развожу его товары, и это дерьмовые четыре недели. Последнее хорошее воспоминание — это встреча с Йеном, мистером «Крутой костюмчик» у магазина париков.
После этого помню лишь то, как держу маме волосы, когда ее тошнит после восьмичасовой химиотерапии, и пытаюсь втолкнуть в нее еду, потому что доктор Чен замечает падение уровня железа в крови.
Каждую секунду я волнуюсь о ней и стараюсь быть жизнерадостной дома, потому что она, кажется, забывает, как улыбаться. И постоянно говорит, что уже устала, и ей надоело это лечение. У мамы красные и слезящиеся глаза, будто она плачет целыми днями.
Больше красного мяса. Больше шпината. Больше фасоли. А мама способна есть только измельченное в блендере. Клубника хорошо маскирует вкус шпината, но мясо я в напиток превратить не могу.
Последние недели — это сплошные боль и стресс, а еще ненормальные поручения Малкольма. Поздно ночью приходится искать получателя в странных районах и дрожать от страха.
Я не знаю, что в этих маленьких конвертах, и не хочу знать. Ничего хорошего, судя по тому, как много мне платят. Я заворачиваю каждый пакет в отдельную упаковку, чтобы никто не подумал, что я перевожу наркотики.
Что в этих посылках? Мой брат не юрист и не любитель бумажной волокиты, а тут подсовывает какой-то документ. Я смотрю на бумаги, как на ворох змей, и кусаю пальцы.
— У наркоторговцев теперь договор о неразглашении?
— Если я наркоторговец, то ты — тот самый мул наркоторговца, — мягко говорит он, но не настолько, чтобы никто в комнате не услышал.
Его друзья — два парня, хихикают как школьницы.
— Мы должны обменяться подписями. Хочешь, чтобы я помог? Подпиши, Тайни*, или мы закончили.
Голос ровный. Видимо, он серьезно.
Я позвонила ему, когда мама тогда чуть не упала с лестницы. Малкольм сказал, что специальный проект уже заполнен, но он заплатит за эту квартиру и снимет новую, если я буду заниматься для него доставкой, не задавая лишних вопросов. Я соглашаюсь.
Но люди освободили места в специальном проекте, и Малкольм спросил меня снова. Он сказал, что тогда мне не придется развозить эти странные посылки.
Я прикусываю щеку на секунду, а потом мысленно посылаю все к чертям. Тут даже думать не о чем. Мне нужны деньги. Если Малкольм не оплатит аренду первого и последнего месяца старой квартиры, то я не смогу заселиться с мамой в новую. Чем раньше я вытащу ее из этой однокомнатной клетушки, тем лучше. Сейчас она сидит там словно заключенная, потому что не может выбраться без моей помощи. Мама ненавидит, что мне приходится тащить ее каждый раз по лестнице. Я внушаю себе, что ей станет лучше в новой квартире.
Не время для споров, морали и этики.
— Если я это подпишу, то ты мне поможешь с новой квартирой?
— Конечно, — легко соглашается Малкольм.
Я не очень ему верю. Он многое не договаривает, но выбора нет. Я ставлю пару закорючек на бумаге. Интересно, я смогу выполнить контракт, который не читала?! Запихиваю документы в конверт и направляюсь поскорее к двери.
— Принеси эти бумаги с его подписью, и я сделаю все, что тебе нужно, — говорит Малкольм.
Ожидая чертов лифт, я слышу, как его дружок усмехается:
— Она может отработать свои долги в моей постели!
— Чтобы отработать свои долги, ей пришлось бы обслужить вагон мужчин в таком случае, — отвечает Малкольм.
И он не врет.
Адрес на конверте отсылает в район Мит Пэкинг. Это просто ад для велосипедистов из-за жутких булыжников. А еще из-за неприметных номеров на домах. Интересно, как скоро такие «непонятные» дома удается отыскать скорой помощи?!
Проезжая несколько раз через всю Хадсон Стрит, я нахожу нужный дом. Фасад в основном представляет собой гаражную дверь из рифленого металла. Ни намека на граффити, хотя в этом районе малолетними преступниками не помечены разве что стеклянные двери.
Я подъезжаю к двери и ищу звонок. Его нет. Я вообще не вижу дверной ручки или что-то в этом роде. Стучу несколько раз.
В восемь утра здесь никто не просыпается. Люди продирают глаза часам к одиннадцати из-за бурных ночей и похмелья. Жизнь богатеньких обителей Нью — Йорка как в песне: «Туси всю ночь, спи весь день». И если хочешь быть частью толпы, то следуешь этому расписанию.
— Эй, доставка для… — я замолкаю и смотрю на конверт. Не могу разобрать буквы.
— Доставка! — кричу опять.
— Вход с задней стороны, — отвечает мужской голос.
Я шарахаюсь от неожиданности и вскрикиваю,
