любой текст делает смешным.
Когда за машинкой становилось невмоготу, сын укладывался в пять минут.
— Папа, готово!
— Уже?!
Я брал листок и уходил в другую комнату, чтобы при нем не смеяться.
Наивные детские хитрости! Полстраницы машинописного текста выглядели так.
Скаска
Из лесу вышел дрокоон. У него была четыресто пятьдесятят пять тысч зубов. Двести восмь ушов. А голов восемсот сорок тысч…
И так далее. Не сказка, а бухгалтерский отчет. Числительными бумага заполняется быстро. И свободен!
Писатель из сына не получился, но тяга к творчеству всегда при нем. А это помогает в любом деле.
…Родители, мучайте детей, они потом скажут спасибо!
Глава 5. СОБАКИ
Человеку всегда не хватает денег. И любви.
Природа смастерила собаку. Ее организм вырабатывает любовь.
Шерсть впитывает ваши неприятности.
Согласитесь, ни одна жена не встретит вас так, как собака!
Вынести мусорное ведро — три минуты. Пес встречал так, будто ты после амнистии!
Арто, большой королевский пудель, прожил с нами тринадцать лет. Мы его обожали, хотя, глядя на старую фотографию, видим, что он не такой уж красавец! Морда тяжеловата, неумело пострижен. Но, согласитесь, красота — это проблема не любимых, а любящих.
Арто был гуляка, гусар. Многие в городе и на даче требовали у нас алименты!
Загулы случались по два-три дня. Как находил дорогу к дому?! Мешанина запахов, домов, звуков, людей, машин! И у прохожих дорогу не спросишь! По каким меткам находил дом?
Когда его уже оплакивали. Арто появлялся возле парадной, садился и ждал.
Верхняя часть его рвалась к хозяевам, при этом зад, полный вины, пятился. Пса разрывало напополам. А хвост вертелся пропеллером, вот-вот поднимется в воздух.
Действующая модель нашкодившей совести.
Как ругать, когда без смеха смотреть невозможно!
Судя по блудливой ухмылке, царапинам и вонище, ему было что вспомнить!
…В первые «Жигули» запихивали Арто всей семьей. Однажды, нарядившись, поехали в гости. Пес начал блевать. Стыдясь, уводил морду в стороны. В результате уделал семью и салон целиком.
А потом к машине привык. Не дай бог при нем ляпнуть «дача»! Даже если спал, вскакивал с лаем и прыжками до потолка.
Проверяя, верно ли едем, два часа в машине стоял на ногах, убирая морду в салон для того, чтобы стряхнуть на нас слюни, и снова в окно.
Встречным ветром уши забрасывало назад, глаз косил под китайский, губы выворачивало красным наружу, обнажались клыки. Жутковатая африканская маска!
Встречные машины шарахались в стороны. И было от чего!
…Зимой на даче перед сном гуляли у речки. Арто выписывал на льду кренделя. Хруст! Вой — и пес в полынье!
На берегу ни души. Жена бегает и совершенно верно орет: «Шест! Нужен шест!»
Ложусь на лед, ползу к полынье. За уши вытягиваю Арто из воды. Собака не молодая. Минус двадцать. Простудится!
Втроем мчимся домой. Это километра два.
Мокрая шерсть на морозе заледенела в мелкие бусинки. Артоша звенел, переливался на свету, как елочная шерстяная игрушка.
Дома растерли, пытались влить водку. А пес-то непьющий! Сжал зубы, как партизан, вырывался, кусал. Жена развела челюсти, я влил ложку водки, следом кусок колбасы.
Прожевав, Арто уловил связь между водкой и колбасой, зажмурился и сам открыл пасть.
Сто грамм под колбаску прошли на ура. Остальное допили мы.
Не простудился никто.
…Собачья любовь выразительней человечьей. И смерть тоже. Потеряв многих близких, грех говорить, но собачий взгляд выворачивал душу. Пес до конца дней был уверен, что мы поможем ему.
На руках снес смертельно больного Арто вниз. С третьей попытки он утвердился на слабых ногах. По-человечьи подробно обвел взглядом улицу, стены, кусты. Прощаясь или запоминая.
Через два часа начались конвульсии. Артошка наш умер.
..Без собаки квартира стала большой и бессмысленной.
Через полгода появился крохотный Брюс. Тоже королевский. Черный. Естественно, пудель.
Если вам нужен не столько охранник, сколько друг, товарищ и брат, — это пудель. Плюс не линяет! В супе не найдете шерстинки! Аллергия исключена. Из начесанной шерсти вяжут носки, рукавицы, радикулитные пояса. Приоденетесь!
Долго сравнивали Брюса с Арто. Он жался по углам, чувствовал, что чужой. Через полгода все встало на место.
Брюс красавец, это говорим не мы, а каждый прохожий. Бомжи крестятся: «Фу ты, красотища какая!»
У Брюса королевская стать. Всегда аккуратно подстрижен. Гарцует, как маленький пони.
Аристократ. Арто сжирал миску в секунду. Брюс — как в ресторане, сложив лапы, ждет, когда блюдо будет готово. Получив приглашение, приближается к миске. Нюхает. Отходит. Подходит. Берет пробу. «Да, пожалуй, вино того года!» Ест медленно, тщательно пережевывая. И непременно оставит чуть-чуть на дне миски, как интеллигент.
Он Кембридж кончал, а мы нет!
Обожает ходить на задних лапах. Обхватит передними руку пониже локтя и, как медвежонок, шевеля низкой попой, может часами ходить по квартире. У него на это время есть.
Однажды с женой возвращался после прогулки. Брюс встал на задние лапы, супругу взял под руку. Эдакий кавалер. Лохматая черная голова достает до плеча. Сумерки. Проезжала милицейская машина. Дали по тормозам. Подбегают.
«Извините! Мы думали, к вам пристает лицо кавказской национальности!»…
Мы живем дольше, потому что собаки наши живут меньше.
Глава 6. ЧТО БЫЛО ТО БЫЛО…
Восьмидесятые. Эстрадная программа «ШОУ-01».
Советская власть уже скрипела от немощи. Сатирики все смелей намекали на отдельные недостатки. Истинные ценители подтекстов кончали прямо в зрительном зале.
И вдруг хулиганская программа-розыгрыш.
До сих пор помню начало.
На сцене ведущая в строгом платье:
«Мы рады, что, несмотря на объявления о замене программы «Шоу-01» на вечер старинной музыки, собралась такая аудитория. В первом отделении вы услышите канцону Жаоскино Депре номер четыре».
Открывается занавес. На сцене ансамбль старинной музыки. Добросовестно играют канцону. Минут пять. В зале зловещая тишина. Шепоты. Кто-то, матерясь, выволакивает супругу из зала: «Куда привела?!»
Зал разделяется. Одни поняли, что это розыгрыш, другие злятся всерьез, приводя в восторг первых.
Ансамбль раскланивался. Недружные аплодисменты. Семенит к микрофону ведущая. Артист шепчет на ухо. Ведущая кивает: «По многочисленным просьбам зрителей повторяем канцону номер четыре Жаоскина Депре!»
Ансамбль невозмутимо шпарит по новой. Тут доходило до всех. Когда музыканты кланялись второй раз, зал ревел. На третьем повторе канцоны зал подпевал. Мы валяли дурака вместе!
А что творилось в фойе! Зрители, как дети, взявшись за руки, бегали от одной точки к другой. Карабкались друг на друга — сорвать подвешенный рубль В Сочи торговались и покупали гальку с пляжа, как сувениры! Пили с незнакомыми на брудершафт…
Это еще лишь 1975 год!. Чего
