ИГОРЬ ИРТЕНЬЕВ
*
Серия основана в 2000 году
*
Редколлегия:
Аркадий Арканов, Никита Богословский, Игорь Иртеньев, проф., доктор филолог, наук Владимир Новиков, Лев Новоженов, Александр Ткаченко, академик Вилен Федоров, Леонид Шкурович
Главный редактор, автор проекта Юрий Кушак
Автор серийного оформления Евгений Поликашин
Художественное оформление тома Андрей Ирбит
Подготовка макета — ООО РИА «Магазин Жванецкого»
Компьютерная верстка — Дмитрий Амплеев
Шарж на обложке А. Бильжо
В оформлении книги использованы рисунки А. Бильжо.
© И. М. Иртеньев, 2000
© В. С. Жук, вступ. статья, 2000
© А. А. Ирбит, оформление, 2000
© А. Г. Бильжо, графика, 2000
© Ю. Н. Кушак, составление, примечания, 2000
Поэт Иртеньев
Вадим Жук, автор вступительной статьи, —
режиссер, литератор. Живет в Санкт-Петербурге.
В времена в в моду входят разные собаки.
То широкогрудые овчарки крепили непоколебимость нашего с вами образа жизни. То кокетливо украшали садики букеты пуделей-гиацинтов. Нынче все больше встречаешь полусвиней на кривых ножках.
Но хозяевами среды обитания были и остаются дворняги. Дворняги, с их евангельскими очами. Иногда они обретают владельцев, чаще — сами по себе. Она, Каштанка, существо тертое, но не втирающееся, лукавое и незлобное. Неученое, но. по природной одаренности, без труда овладевает любыми трюками — дает лапу, берет барьер, пишет в рифму. Команды «фас» и «апорт» выполняет только по велению сердца. Не продукт династической «вязки», а дитя любви и просторов.
Теперь посмотрите в честные глаза И. М., почувствуйте прикосновение его неухоженных усишек, оцените поджарую, небольшую, готовую к действию и противодействию стать. Попробуйте сказать, что сказанное выше — не о нем. Что? Снижаю облик поэта?! Не много же вы смыслите — как в собаках, так и в поэзии.
Я, кстати, не очень понимаю, для кого это пишу. Варианты: для Игоря, для вас, для себя. Идеальный вариант — совмещающий. На самом деле первой прочтет текст Алла Боссарт, жена объекта, неимоверно талантливый журналист и исторически швейцарская подданная. Обычно швейцары гоняют дворняг. Эта его полюбила. Слава богу, не сумела оказать влияние на его творчество, но до известной степени приватизировала.
В семейном интервью в «Огоньке», например, она вместе с ним же, слабохарактерным, выясняет, что поэт Иртеньев не то чтобы лирик. Конечно, это от пробелов в образовании обоих: а) на журфаке, б) в Ленинградском институте киноинженеров. Лирика, по их мнению, — это где о чувствах. О чувствах-с. Слово и вправду скомпрометированное. Стоит ли говорить, что многочисленные сиреневые издания, где оно стояло на обложке, отношения к лирике (поэтическому выражению своих собственных взглядов и, подчеркиваю, чувств) — вовсе не имели. Мой сын в малолетстве написал стихотворение, которое так и называлось — «Чувства». Ткм была могучая тавтологическая строчка — «Чувства я чувствую». Иртеньев именно что очень и очень чувствует чувства. Вот, скажем, какие. Слушает он музыку и вспоминает:
И все то, что в жизни прежней
Испытать мне довелось.
Страсть.
Надежда.
Горечь.
Радость.
Жар любви
И лед утрат,
Оттрезвонившая младость.
Наступающий закат…
А дальше финал, раскрывающий, чем, собственно, этот киноинженер человеческих душ нам интересен:
Слезы брызнувшие пряча,
Я стоял лицом к стене,
И забытый вальс собачий
Рвал на части
Душу мне.
Не обязательно устраивать заплывы в собственных соплях. Но так чувствовать и давать своим лирическим переживаниям такой неожиданный и такой безумно смешной оборот может, сдается мне, только Игорь. Редко-редко он выражает свой пылающий внутренний мир напрямую, как в моем любимом:
Весь объят тоской вселенской
И покорностью судьбе.
Возле площади Смоленской
Я в троллейбус сяду «Б».
Слезы горькие, не лейтесь.
Сердце бедное, молчи,
Ты умчи меня, троллейбус,
В даль туманную умчи.
Едет он, едет в этом изъезженном окуджавском транспорте — и вот как бы уже и летит:
Чтоб исчезла в дымке нежной
Эта грешная земля.
Чтоб войти в чертог твой, Боже,
Сбросив груз мирских оков,
И не видеть больше рожи
Этих блядских мудаков.
Я не люблю, когда в печатной речи — непечатные слова. Но здесь они надиктованы слишком острой горечью, — и что поделать, если у них именно такие, достающие до самого раненого сердца рожи? Достали его.
Сказав, по существу, главное, перехожу к такой материи, как язык поэзии Иртеньева.
Слов он знает очень много.
«Потому что искусство поэзии требует слов
. . .
Спускаюсь в киоск за вечерней газетой»
И. Бродский
Слова у него — помимо «нормальных» литературных — газетные, телевизионные, новорусские, блатные, все возникающие неправильности бытового языка, штампы высокой поэтической речи. Щегольски и необыкновенно органично употребляемые им «непоэтические» единицы речи, уличные речевые конструкции лишний раз доказывают, что в живом языке лишнего не бывает. Как не бывает дурного и незаконного. Язык сам прекрасно разберется в жемчуге, зернах и плевелах. Отбросит ненужное и полетит себе
