директором.
Она уже была женщиной, с которой нужно было считаться. В качестве внеклассного занятия она вызвалась преподавать в субботней школе при храме своей семьи Эммануэль. Здесь она столкнулась с необходимостью проводить уроки религии с одним особенно упрямым юношей. Она обратилась к своему руководителю с просьбой отстранить юношу от занятий или наказать его. Начальник развел руками и сказал: «Но мы ничего не можем с ним сделать. Разве вы не понимаете, что он сын одного из самых богатых членов нашего общества?» Мисс Ричман тут же подала заявление об уходе.
В 1903 г. Джулия Ричман была назначена окружным суперинтендантом школ, и здесь было еще больше первых шагов. Она стала первой женщиной-суперинтендантом школы на Манхэттене, одной из самых молодых представительниц обоих полов и первой еврейкой, занявшей столь высокий пост в школьной системе города. Ее предсказания начали сбываться, и весь Нью-Йорк стал знать ее имя.
В образовательных кругах к мисс Ричман теперь относились с немалым благоговением. В результате ей была предоставлена почти беспрецедентная возможность выбрать свой собственный школьный округ для руководства, и, рассмотрев несколько других, она сделала выбор, который был настолько же дерзким, насколько драматичным и информационно насыщенным. Она выбрала самый сложный и трудный район — Нижний Ист-Сайд, гетто еврейской бедности, куда с опаской назначались старшие и более жесткие мужчины-суперинтенданты.
Здесь под ее началом должны были учиться около 23 тыс. детей, работать шестьсот учителей, руководить четырнадцатью дневными и вечерними школами. При этом «дети» были самых разных возрастов — от шестилетних до мужчин двадцати-тридцати лет, которые только начинали выполнять работу, эквивалентную первому классу. Особую сложность преподаванию в Нижнем Ист-Сайде придавало то, что большинство учеников не знали английского языка.
Джулия Ричман сразу же начала навязывать своему району свой собственный стиль. Она была одним из первых сторонников «прогрессивного образования» — понятия, которое в то время было совсем новым, но ее видение выходило за рамки этого. Она считала, что общая роль ее школ не ограничивается стенами класса, а выходит за пределы района Ист-Сайд. Она считала, что влияние ее школ должно распространяться на многолюдные улицы, доходные дома и маленькие магазинчики. Она считала, что повседневная жизнь бедняков Ист-Сайда — не только детей, но и их родителей, бабушек и дедушек — должна быть охвачена школьной системой. В дополнение к учебным предметам она решила, что ее учеников будут обучать таким вопросам, как гигиена, санитария, манеры поведения за столом и этикет, важность изучения американских обычаев, американской правовой системы и гражданского послушания. Она даже, несмотря на то, что эта идея шокировала ее коллег-педагогов всякий раз, когда она поднимала ее, решила ввести в учебный план сексуальное воспитание.
Она отбросила все, что напоминало о формальном ритуале. «Гораздо проще, — сказала она однажды, — и гораздо красивее учить присяге на верность флагу, чем учить общество не загромождать пожарные лестницы». В то же время она проявляла свою страсть к «требовательности», и ее внезапных визитов с проверкой в школы боялись во всем районе. Ее зоркий глаз ловил все: плохо вымытые доски, обломанные кусочки мела, не заточенные карандаши. Один из сотрудников стонал: «Каждый раз, когда она приходит в школу, это как Йом Кипур — день искупления».
Естественно, что при такой широкой и масштабной роли, какую она на себя возложила, такая женщина, как Джулия Ричман, должна была нажить себе врагов. И она их нажила. Но на протяжении своей карьеры она успела обзавестись и друзьями в высших кругах. Например, под зонтиком своего суперинтендантства она собрала Департамент полиции Нью-Йорка, а одной из ее мишеней стали общественные пороки. Особым бичом была группа молодых людей, которых, по тогдашней терминологии, называли «кадетами» (сутенерами) и обвиняли в том, что они вовлекают девушек в «деградационную жизнь». Кадеты и другие молодые хулиганы тусовались в Сьюард-парке и его окрестностях, и вскоре мисс Ричман возглавила работу по очистке этого района. По крайней мере, в ходе одного рейда, инициированного Ричман, было арестовано 250 прогульщиков из ее школ, а также определенное количество кадетов. В то же время она занималась и другими добрыми делами. Она арендовала дом в гетто и переоборудовала его под социальный центр для своих учителей. Она проникла на территорию Лилиан Вальд и руководила переоборудованием старого парома в плавучий санаторий для больных, которым, как считалось, полезен свежий соленый воздух. В свободное от работы время она помогла основать Национальный совет еврейских женщин — организацию, первоначальной целью которой была защита молодых еврейских девушек от белых работорговцев, которые, поджидая их в доках, имели свои собственные планы деградации. Она также была первым президентом Еврейского союза молодых женщин и в течение нескольких лет редактировала журнал «Полезные мысли». Журнал «Полезные мысли» был адресован детям еврейских иммигрантов и был посвящен тому, что обещало его название — полезным мыслям, с помощью которых дети могут американизироваться и как можно быстрее ассимилироваться. Она неустанно читала лекции и писала статьи в журналах о своих образовательных теориях. Не кто иной, как Луис Маршалл, крупнейший еврейский адвокат Нью-Йорка, который вместе с Джейкобом Шиффом был лидером немецко-еврейской общины, похвалил Джулию Ричман за ее «многолетнюю признанную полезность».
Однако г-н Маршалл был в значительной степени сторонним наблюдателем, и ему не довелось испытать на себе «полезность» мисс Ричман. Тем же, кому довелось, она показалась скорее солдафоном. К 1906 году, когда произошел «бунт аденоидов», мисс Ричман была очень авторитетной фигурой в Нижнем Ист-Сайде, за что ее в немалой степени и обижали. С ее отточенной, четкой речью, внушительной грудью, тщательно зачесанной гривой темно-рыжих волос, в безупречных белых перчатках и дорогих, хотя и сдержанных костюмах, она была властной и физически. В свои пятьдесят один год она была в расцвете сил, если не на пике популярности, и после беспорядков появились обвинения в том, что ее школьный округ мог каким-то образом предотвратить недоразумение; как и в прошлом, раздавались шумные требования ее замены или отставки. Но мисс Ричман перешла к другому полезному, хотя и непопулярному проекту: бесплатной проверке зрения всех своих учеников и, в случае необходимости, бесплатной выдаче корректирующих очков. (Еврейские иммигранты особенно боялись проверки зрения; тем, кто не прошел ее на острове Эллис, было отказано во въезде). Как обычно, она проигнорировала своих критиков.
В то время Джулия Ричман жила по адресу 330 Central Park West в Верхнем Вест-Сайде — районе, прямо противоположном ее школьному округу, и ее адрес, безусловно, был частью ее проблемы. (Лилиан Уолд, напротив, поселилась на пятом этаже дома на Джефферсон-стрит, попросив лишь
