поздно, четверть первого где-то, или половина, можно было словить какой-нибудь шальной троллейбус. 20 на 100 бултыхались в сумке. Злачный павильон работал. Я взял еще одну полторашку, хотя в первой и оставалось топливо.
Потеплело. Снег начал таять. Я побулькивал. Странно — ведь внутри ларька не намного теплее, чем снаружи, почему же пиво теплое? У печки стояло?
Чувак в двух десятках шагов выразительно глядел на меня, видимо, ему хотелось присоединиться. Так прошло еще минут пять или десять. А может быть, и двадцать. Троллейбус не приходил, и делать этого не собирался.
Мы остались вдвоем — кто уехал на тачке, кто ушел пешком.
— Меня зовут Костя, — сказал некто, подойдя ко мне. Я протянул ему бутылку. Он отпил.
— Яков.
Знакомство состоялось.
— Как вы думаете, транспорт какой-нибудь будет?
Костя не думал:
— Нет.
— Тогда пешком. Вам далеко идти?
— Воообще-то не близко (глук! глук!). Улица Гарькавого. Да. Но (глук!) на Жукова можно будет сделать привал, там у меня живет знакомая.
Делать было нечего, как написал поэт, дело было вечером… Пошли.
Я вспоминал Лиду. А не Катю. Однажды таким же вечером я выполз на «Нарвской» — тогда оттуда ходила маршрутка до моих пенатов. Я сидел на скамейке минут несколько, довольно много, рядом — Лида, базарящая по мобиле. Уже тогда идея мобильной связи мне не нравилась. В детстве было хорошо прикалываться, наговаривая в пустой коробок из-под спичек: «Первый, первый, я десятый. Как слышите, прием». Но Лида меня не сильно утомила, иначе я бы не стал завязывать с ней знакомство. Наконец-таки она сложила свою раскладушку. Мы пообщались и поняли, что придется идти пешком.
От «Нарвской» до Сосновой Поляны — неплохой поход, скажу вам. Но летом, то есть в начале осени. Была чудная ночь, и все было бы ничего, если б не дурацкий Лидин мобильник. Прогулка способствовала разговору, поначалу было интересно. Лида же то и дело отвлекалась в старт-стопном режиме на свой девайс. Я только начинал говорить что-то красивое — она тут же хваталась за это поганое устройство. Так мы миновали «Кировский», двинули дальше и свернули на Юго-Запад. По Сияющей Дуге мы шли, уже держась за руки, и я млел. Мне было хорошо. В центре Дуги Лида вытащила свой дурацкий телефон и кому-то позвонила. Весь кайф был разрушен. Видимо, мобила у нее только-только появилась, так я теперь думаю.
Костян, водитель, оказался недурным собеседником — скорее поэтом. Он так интересно рассказывал об устройстве трамвая, что я почувствовал себя если не конструктором, то, по крайней мере, инженером. В этом разговоре я врубился в такие тонкости, что сейчас даже и вспомнить не могу. Этот чувак водил трамвай! Не истребитель пилотировал, конечно же, но ведь это тоже не хухры-мухры.
Мы прошли через лесопарк Александрино и достигли улицы Козлова. Пиво заканчивалось, но я надеялся пополнить запас на Корзуна. Так и получилось. Денег у моего попутчика не было, а мне уже стало на все плевать.
— Яков, а как ты относишься к групповому сексу? Хочешь?
Сначала я поперхнулся. Потом подумал: Катеринка ведь все равно не сохранит мне верность, да и о какой верности вообще может идти речь? Телки тупые, что вы понимаете в любви? Юные розовые тела, прикинул я, почему бы не почувствовать себя падишахом? «Да!» — ответил я; теперь звуки поглощаемого пива звучали немного на другой манер: гугл! «Гугл, — пытался объяснить я, хотя только слышал сие слово, — то есть гугол, это….» Костя мягко завернул меня во дворы хрущевок. Вот не знал, что здесь их столько понастроено.
Мы поднялись на какой-то этаж. Нам открыли. Остатки благоразумия вопили: хватит! Стоп! Сматывайся! Но слинять было бы трусливо, и я вошел. Пришлось выпить налитое. И еще. Псевдоподруга Константина разом загасила все мои помыслы о жизни, да и о смерти тоже: феллиниевская Сарагина выглядела б на ее фоне не более, чем малогабаритной нимфеткой. Тоже мне, мечта Гумберта. Я прикинул, что ежели и смогу участвовать в этом намечающемся порношоу, то только в бессознательном состоянии. Это меня не устраивало, и я вышел. Костян суетился и пытался меня остановить. Однако я по-умному расфокусировался.
Выйдя из дома, ни черта не понял, кто я и где я. Ага. Кажется, запад там. Пошаркал.
Катя.
Так я перся какое-то время, пузырьки уныло погромыхивали в суме. Потом понял, что иду куда-то не туда. Вздохнул полной грудью. Проспект (о, проспект) сиял серебром. Значит, я не на Юго-Западе, как вообразил поначалу, а на проспекте Народного Ополчения. Пошел вперед — а куда было еще идти? Тишина, ночь, выглядывающая из-за поредевших облаков луна. И менты.
Они возникли, как всегда, таинственно и внезапно, из какого-то виртуала. Меня взяли под белы рученьки, препроводили в казенную «шестерку» и устроили мягкий допрос. Морду не били. Спрашивали о жизни моей, мол, как я до нее дошел.
Машина куда-то покатила. Катя, думал я, Катя. Мне было бы с тобой хошо.
И мне уже стало почти совсем прекрасно, но в ментовской компании было не очень уютно, и я пожелал выйти; они, понятное дело, не пустили. «А знаете ли вы, — я тоскливо покосился в зеркальце заднего вида, — знаете ли вы, что такое любовь? Эдакая чепуха, вроде как кот насрал». — Меня тем временем ненавязчиво шмонали: наркотики там, валюта, или еще что, — насчет валюты я загоняю, времена уже были не те. «Что это у тебя?» — «Спирт, две тысячи миллилитров». — «Зачем?» — «Для растворов. Ребята (я превозмог усталость и вспомнил систему Станиславского), если б вы видели ее, то отпустили бы меня без разговоров». Сидящий за рулем обернулся (машина стояла перед светофором), посмотрел на клиента и сидящих рядом. Это был любопытный момент: четверо ментов, пытающихся переварить сказанное. Особенно приколол водила. Вернув голову в исходное положение, он продолжал разглядывать меня в зеркале — не смотря на темноту, я чувствовал его взгляд.
Невероятно, но отпустили. Стражи закона с грохотом умчалась на тарантайке, видимо, на поиски такого же любителя приключений, каковым являлся я.
Меня выкинули на какой-то площади — я уже приблизительно соображал (или предполагал), где нахожусь, однако вышла некая измена. Ни на одном доме, к которому я бы ни подходил, не было таблички с адресом. Где я?
Стоял посреди площади, разведя руки в стороны. И увидел летающую тарелку.
Все, допился. Лучше бы уж меня увезли в уютный, добротный и смутно знакомый вытрезвитель. Нечего столько Шекли читать!
Тарелка пролетела мимо. Я уже было готовился к контакту, да что там, к Контакту! — а тут
