каторге есть начальники и надзиратели и всех их, как и арестантов, нужно содержать на мирской счет. А чтобы судить и ловить воров и грабителей, нужно миру иметь судей и полицейских и всякое другое начальство. Выходит, что на воров и грабителей в один год больше уходит, чем они за всю жизнь украсть могут.
— Люди пашут, сеют, дома строят, одежду шьют. От их работы польза. А какая польза от начальства? Если все работают сообща, складывают сработанное в одно место, и потом каждый берет, что ему нужно, то и воров не может быть.
— Говорят, без начальства порядка не будет, несогласия пойдут.
— И это правда. Начальство может с несогласными справиться силой, да только озлобить их. Кто побоится открыто идти против начальства, будет мутить исподтишка, — какое же это согласие? Как только злоба и обида растет против начальства и против мира, так и работа идет хуже у тех, кто обижен. А жить и работать вместе можно только по доброму согласию. Никого не надо понуждать, да и себя не надо в обиду давать.
Опять скажут: а если кто ленив работать, что с ним делать? Давать ему пропитание задаром на мирской счет, что ли? Да, если ленивый в тюрьме сидит, или подаянием кормится, он на мирской счет живет; только еще дороже его прокормить стоит, потому что, когда есть тюрьма, то есть и начальство. И выходит, что народ от ленивых не избавляется, да еще кормит на придачу целую свору начальства — бездельников, которые будто бы делом занимаются. И эти тунеядцы еще норовят самые лакомые куски захватить: мы, дескать, начальство, мы закон охраняем. А закон всегда таков, что богатому от него хорошо, а бедному обида, начальнику защита, а народу притеснение.
Пошлите же раз навсегда к черту всех судей, полицейских, старшин и старост вместе с их законами!
— К черту, к черту — зашумели мужики. — Ну-ка, Иван, распорядись по своему.
Хотел было Иван сгоряча все выборное начальство к черту послать, да хорошо, вовремя опомнился.
— Не погубите душу, православные! Ведь я уж пять раз чёрта обеспокоил; за шестым он и меня в преисподнюю уволочит!...
Пригорюнились мужики.
Что теперь с начальством поделаешь? Добром ни один заяц от власти не откажется...
— Не горюйте братцы! — Сказал Иван. — Мы и без черта обойдемся. Подите ка, разденьте до гола всё ваше начальство и поглядите, что из этого выйдет.
Сказано, сделано: раздели мужики судей, полицейских, старшин и старост, поснимали с них мундиры, знаки, эполеты и сожгли.
И чудное дело: сколько голые начальники ни шумели, сколько ни горячились, никто их больше не боялся. Чем больше сердилось раздетое начальство, тем смешнее было мужикам. Увидали начальники, что ничего не поделаешь, на том и успокоились, и вместе с прочими землю пахать стали.
Сожгли мужики и все законы, а также и те, коими все дела по большинству голосов миром решать предписывалось. И никто никого с тех пор ни к чему принуждать силой не мог, жили и работали по доброй воле и по совести. Все мужики без начальства знали, что земля кормилица не накормит, если к ней рук не приложишь и работали как и в старые годы. Кто за землей ходить не мог, другую работу делал: здоровому человеку нельзя без работы жить; тело слабеет. Кто хотел, сады разводил, кто хотел — наукам учился; кто что хотел, тот то и делал, кто сколько мог, столько работал. Никто на других не работал, если своей надобности в том не видел, но и других на себя работать не заставлял.
А хлеба, одежды и разных припасов из общественного магазина каждый брал, сколько нужно. Соседи не подглядывали, не взял ли кто лишнего, не подсчитывали, кто сколько сработал. Жили все без свар без споров и злобы, и радовались, что хоть за третьим разом навсегда от начальства избавились.
