адском огне или нет — это бабушка надвое сказала. А вот ты, батька, я вижу, руку станового и урядника держишь, да и обдираешь не хуже их. Как бы я и тебя к черту не послал!
— Это меня-то к черту? А кто же вас будет крестить, венчать, хоронить?
Задумался Иван — дело выходит дрянь. Кто же взаправду будет венчать и хоронить, разве дьячек? Так у него волосы короткие и рясы нет. Оно, положим, можно волосы отрастить и рясу надеть, — тогда опять выйдет поп. Думал, думал Иван и додумался: «давай, попробую, пошлю попа к черту. Коли он праведный человек, черт его не возьмет, а коли возьмет, погляжу-ка я, что из этого выйдет — пропадет народ без попа, али лучше прежнего заживет. Коль пропадать начнет, можно из дьячка попа сделать». Решил так Иван и говорит попу:
— Вот что я тебе, батька, скажу. Кормишься ты около мужиков, и радоваться ты должен нашей радостью, и печалиться нашей печалью, а не держать руку начальства. Ступай сейчас задаром молебен служить, а не то нам такого попа вовсе не надо...
— Молебен задаром! Да я тебя, сякого, такого сына за такие слова к причастию не допущу, от церкви отлучу, прокляну!
— А коли так, то ступай ты к черту.
Не успел Иван оглянуться, как разверзся пол, заклубилось пламя, выскочил черт, схватил попа поперек тела и уволок его в ад.
Призадумался Иван, пришел к мужикам: «так и так, говорит, не захотел поп задаром молебна служить, я и послал его к черту, а черт его и забрал. Давайте, мужики, попробуем, можно ли без попа жить?».
Призадумались мужики, кто пригорюнился, кто обрадовался, однако долго о попе тужить не стали. Была у мужиков другая забота, где бы землицы раздобыть. Земли кругом села было столько, что с утра до вечера от края до края не дойдешь, да только вся земля была помещичья, а мужикам только по пол-десятины на душу приходилось, и «не токма скотину, куренка выгнать было некуда».
И говорит Иван:
— Православные, доколе терпеть мы будем? Почему мы работаем от зари до зари и никогда сыты не бываем, а помещик ничего никогда не делает, а весь день выпивает да закусывает? Пойдем-ка к нему да расспросим, правильно ли он своими землями владеет?
Приходят мужики к помещику. Сидит помещик за столом, выпивает и закусывает. Вышел Иван вперед и говорит:
— Скажи-ка нам, барин, почему это ты палец о палец весь день не ударишь, а всегда сыт и пьян и нос в табаке, а мы от зари до зари работаем, а никогда сыты не бываем?
— А потому, — отвечает барин, — что вы мужики-дураки, а мой дедушка при царице Меликтрисе лакеем состоял; хорошо угождать ей умел, зато земли получил, а теперь я их вам по пятнадцати рублей за десятину сдаю и хороший доход имею.
— Так царица, говоришь, подарила... А царица откуда землю взяла, чтобы дарить ее, сама что ли сделала?
— Не царица землю сделала, а Бог сотворил.
— А коли Бог сотворил, значит земля божья, а коли божья, так почему же у тебя ее многие тысячи, а у меня на одну упряжку пахать?
— Что с вами, дураки, толковать! Земля есть моя собственность, у меня на нее есть грамота. А если вы бунтовать хотите, так я сейчас же к царю гонца пошлю, и он полк солдат сюда вышлет, мою собственность защищать.
— Бунтовать мы не хотим, а хотим, чтобы у каждого земли было столько, сколько он сам запахать может, чтобы все было по-божьему, по-хорошему. И тебя, барин, не обидим: выбирай самую лучшую землю, запрягай самую лучшую лошадь, и паши себе, сколько душеньке угодно. Все, что запашешь,—твое будет, только и нам не мешай.
Рассердился барин:
— Это чтобы я, столбовой дворянин, белая кость, да стал бы свои руки около сохи пачкать! Да я вас, мерзавцев, за такие слова всех перепороть велю!
И послал гонца к царю за солдатами. Рассердился Иван. — А коли так, говорит, так ступай же и ты к черту!
Не успели мужики глазом мигнуть, как расселся пол в комнате, заклубилось пламя, выскочили черти багровые, схватили помещика и уволокли его в ад.
А мужики запрягли сохи и поехали в поле, помещичью землю запахивать.
Не успели мужики и по десяти борозд сделать, как слышат — из пушек стреляют. Глядят, а их село уже с четырех концов горит. Побросали мужики сохи, побежали в село. Прибегают и видят, что царские солдаты уже пришли, баб и ребятишек, как воробьев стреляют, избы поджигают.
Окружили солдаты мужиков, и, как стадо, погнали к волости. На крыльцо вышел генерал и такую речь к мужикам держал:
— Вы, мерзавцы, бунтовать вздумали, станового, попа и помещика убили, землю барскую запахали! Всех перепорю, а через десятого расстреляю.
Солдаты набросились на мужиков, стали их без жалости пороть, а через десятого к плетню возжами привязали, расстреливать собрались. В десятые и Иван попал и говорит солдатам:
— Что вы, братцы, делаете? За что нас жизни решить хотите? Разве вы не такие же мужики, как мы? Чай и вас мать родила.
— Наши матки — белые палатки, — отвечали солдаты.
— Братцы, — продолжал Иван, — и вас начальство мучает не хуже нашего, и по морде бьет, и розгами дерет, а вы начальство слушаете и с своим-же братом-мужиком воюете. И у вас небось дома жены остались; если нас не жалеете, наших баб пожалейте.
— Наши жены — ружья заряжены, — отвечали солдаты.
Поглядел Иван на солдат: весь полк молодец к молодцу. Жалко ему стало их всех к черту в лапы отдать, и в последний раз Иван говорит им:
— Братцы солдаты, бросьте ваши ружья, будем вместе землю пахать, да добро наживать. Барской земли на всех хватит. Подумайте о смертном часе, подумайте о детях ваших, и им земли надо. Какой ответ им держать станете, когда спросят они вас: а что вы сделали с мужиками, которые землю от господ и купцов отобрали, и для себя и для нас припасти хотели?
— Наши детки — пули метки, вот где наши детки, — отвечали солдаты, и уже подняли ружья и стали целить прямо в сердце Ивану.
Понял тут Иван, что мужики только тогда землю и волю добудут, когда всех солдат черти возьмут.
— Ну, коли так, ступайте
