Чэн.
Он стоит так близко, что я могу отчетливо рассмотреть его подбородок и губы.
– Они никогда не поднимут на меня руку! – бросаю ему в лицо.
– Только руку заказного убийцы! – зло хмыкает мой разговорившийся страж. – Тешьте себя надеждами, что все это большое совпадение: все покушения на вас, все запреты покидать дворец! Если вам хочется быть жертвой – не буду мешать и верну вас обратно завтра утром. А сейчас я хочу поспать: я не спал уже несколько дней, останавливая целую волну покушений на любимого всеми дворцового зверька.
– Зачем вы врете? – Я слышу, как дрожит мой голос. – Все покушения закончились несколько лет назад!
– Ну, вам-то виднее. Вы же знаете своих сестер так хорошо, – недобро усмехается Чэн. – Пора уже проснуться, кириса! – бросает он через плечо и выходит из комнаты.
А меня прорывает.
Скорчившись и прижавшись лбом к коленям, я рыдаю и не могу остановиться. Где-то в глубине души я знала, что все это неправильно, что все это нездоро́во – мое поведение и реакция на это сестер. Но мы привыкли так жить. И я не видела в этом ничего плохого. Другое дело – обвинения Чэна… Он сказал, что это сестры устраивали покушения. В летнем дворце столько охраны, что мне сложно поверить, будто все те случаи с отравлениями моих служанок провернул кто-то из-за стены. А если метили в меня…
– За что вы так со мной?.. – шепчу, глотая слезы, и так и засыпаю в углу, обессилевшая и заплаканная, все еще не осознавшая своего положения до конца…
Глава 2. Время задуматься
Когда просыпаюсь, голова начинает нещадно гудеть: верный признак того, что я плакала ночью. Хватаюсь за нее и издаю что-то среднее между выдохом и стоном…
– Проснулись? Хорошо. Воду вам уже приготовили. Мойтесь, – слышу голос Чэна.
Открываю глаза и смотрю на лохань, стоящую посреди комнаты. От воды идет пар.
– Я… здесь… – растерянно озираюсь, пытаясь понять, где здесь помещение для водных процедур.
Не предлагает же он мне мыться прямо тут, у него на глазах!
– Ширму тоже принесли, так что не стесняйтесь.
Чэн перегораживает комнату, выделяя мне для купания почти все ее пространство. На деревянной ширме висят полотенце и какая-то не шибко дорогая одежда странного грязного цвета.
Кажется, сестры называли этот цвет серым.
– Мыло тоже нашел, не благодарите, – сухо бросает телохранитель и отходит к окну.
– Зачем мне мыться здесь? Я могу сделать это во дворце… – неуверенно предлагаю я.
– Таки решили вернуться? – хмыкает Чэн. – Ну, что ж, дело ваше. Я доведу вас до дворца – и там мы распрощаемся.
– Распрощаемся?..
Стягиваю с себя шаровары и юбку, все еще связанную на поясе в узел. Не знаю почему, но мне резко захотелось смыть с себя все вчерашние воспоминания.
– Я не хочу стать жертвой дворцовых интриг, – бормочет Чэн, а я стаскиваю верхнюю рубаху.
Хорошо, что вчера на мне было простое одеяние, состоявшее всего из четырех частей. Иначе пришлось бы звать служанку.
Ту, что я вчера нашла лежащей на полу…
Вздрогнув от нехорошего предчувствия, решительно распускаю волосы и погружаюсь в воду. А затем с блаженством ухожу в нее с головой.
Пусть все темные мысли уйдут, сделав голову свежей, а меня готовой к новому дню! Выныриваю и начинаю мыть тело и волосы.
– Это, конечно, ваше дело, – киваю, разумно предоставив стражу возможность выбора, – но мне было бы спокойнее, если бы вы все же остались со мной.
Не буду припоминать ему хулу на сестер: он явно перепугался не меньше меня, поэтому и наговорил лишнего.
Чего скрывать, я даже согласна полностью закрыть на это глаза, оставив случившееся без наказания, – лишь бы он остался рядом!
– Скажите, кириса, вы знаете, что за дощечку вчера выбросили в крыло своей старшей сестры? – вдруг непринужденно спрашивает Чэн, глядя в окно.
– Не знаю. Но Ули назвала ее табличкой с проклятием… – осторожно замечаю я, смывая мыльный раствор с волос.
Если он расскажет кому-нибудь, что это моих рук дело, накажут уже меня. Мы можем здорово друг друга выручить, умолчав о происшествиях последнего дня, и вернуться во дворец!
– Верно, это была дощечка, пропитанная древней магией. Очень злой магией.
Магией люди зовут духовную силу, выпущенную на волю своим носителем.
Но это слово уже давно не в обиходе. Странно, что Чэн использует его.
– Думаю, вы поняли, что за эффект она должна была возыметь в том месте, где вы ее обнаружили.
– Раз пробудилась мертвая кошка Ули… Полагаю, попади дощечка на кладбище – поднялись бы тела захороненных там горожан, – киваю я, понимая, к чему он клонит.
– Так где вы нашли ее, кириса?
– На могиле нянечки, – спокойно отвечаю я, а затем осекаюсь.
Не хочет же он сказать, что…
– Думаете, табличка с проклятием случайно попала на человеческую могилу в вашем крыле как раз в тот день, когда вы собирались посетить захоронения? – интересуется Чэн, по-прежнему разглядывая улицу.
– Они… они хотели напугать меня? – зябко поеживаюсь я.
– Напугать?.. – Он усмехается. – Ну, пусть будет «напугать».
– Не делайте вид, что знаете больше, чем говорите!
Я выскакиваю из воды, со злостью глядя ему в спину, и резко запахиваю на себе полотенце.
– Даже не пытаюсь делать вид. Я открыто это демонстрирую!
В его голосе слышны нотки озорства. Сейчас мне кажется, что он моложе, чем всегда представлялось. И что ему нравится просвещать меня, такую глупую.
– Вы хотите сказать, что кто-то нарочно закопал на могиле Лули табличку, ожидая, будто поднявшееся умертвие убьет меня? Но это нелепость! Никому за пределами дворца не было известно о том, что в моем крыле есть могилы!
Говоря все это, я подхожу к нему и резким движением разворачиваю к себе.
От неожиданного поворота и ветра, подувшего с юга, капюшон слетает с головы стража, открывая молодое лицо. Чуть вьющиеся темные волосы, всколыхнувшись от порыва стихии, ложатся на место, аккуратно обрамляя это лицо и еще больше озадачивая меня… Зеленые глаза чуть расширяются. Он изумлен столь вольным поведением кирисы?..
– Вы моложе, чем я думала! – вырывается у меня.
– На себя посмотрите! – отчего-то отвечает он.
Отступаю на шаг. Зачем мне смотреть на себя? Я знаю, что молода.
…
Неожиданно приходит понимание, что мое лицо – такая же загадка для меня, как и для всех окружающих. Как я выгляжу с прямыми волосами, убранными за плечи, и чистой кожей, не измазанной углем?.. Теперь только Чэн и знает.
Отхожу еще дальше и нахожу глазами жалкое подобие зеркала, потемневшее от времени. Заглядываю в него…
