ладно.
Удивленно смотрю на отца, который напоминает мне ботана-девственника, которому вот-вот перепадет от случайной красотки. Он мечется между машинами, вечно оглядываясь по сторонам. Я не припомню, чтобы видел его таким — последние лет пятнадцать уж точно. Плетусь за ним, попутно копаясь в телефоне и просматривая фотки со вчерашней вечеринки. И на все фотках я выгляжу отлично.
Дойдя до зала ожидания, мы занимаем свободные соседние жесткие кресла. Я закидываю ногу на колено, продолжая смотреть видюшки. Отец все это время сидит, заметно нервничая. Так мы проводим минут двадцать. Рейс его Анны задерживается примерно на полчаса. По крайней мере так объявляют несколько раз по громкоговорителю. Мне немного жаль, что его вообще не отменили.
— Наверное, они скоро прилетят, — постукивая пальцами по коленям, продолжает волноваться отец.
— Возможно, Анна передумала выходить за тебя, — отстраненно отвечаю отцу, увлеченный игрой на телефоне. — Просто не села на самолет.
— Теодор! Сколько же в тебе желчи-то…
— Есть, с кого брать пример, — дельно замечаю я.
Отец ничего не отвечает, игнорируя мои слова.
Через некоторое время он тихо говорит:
— Самолет прилетел. Пойдем ближе!
Я не реагирую. Тогда отец несильно ударяет меня по локтю, и я промахиваюсь. Ругаюсь про себя, но выбор у меня не велик. Поднимаюсь и иду за отцом. Пробираясь сквозь толпу встречающих, мы останавливаемся там, где по мнению отца его невеста увидит нас.
— Вон. Они идут!
Отец хлопает меня по плечу и указывает в сторону двух невысоких фигур в толпе.
— Только прошу тебя, не позорься, веди себя достойно, — шепчет мне на ухо отец, пока мой взгляд сканирует приближающиеся фигуры.
Мда. Мог бы выбрать кого-то и посимпатичнее, бать…
--
Штанберг* — (нем. и бав. Starnberg) — город в Баварии, 32 минуты на электричке S6 от главного вокзала Мюнхена, на берегу Штарнбергского озера. Население — около 22000 человек. Его часто называют городом немецких миллионеров.
Глава 3. Лия
— Вон они стоят! — с тревогой в голосе восклицает мама, кивая в сторону зоны ожидания.
Я пытаюсь хоть что-нибудь разглядеть, но кроме спин других пассажиров, которые идут перед нами, ничего не вижу. Тяжело вздыхаю, волоча за собой багаж, который мы только что получили на ленте. Ощущаю, что меня начинает все бесить: люди вокруг, гомон голос, запах аэропорта и эта ситуация в целом.
Мама ускоряет шаг, стоит нам пройти металлические рамки.
— Вольфганг! — восклицает она, и мужчина, одетый в строгий костюм, принимает мою мать в теплые объятия. Ловлю себя на мысли, что мне неловко наблюдать за их нежностями, и, скорее всего, будет не по себе увидеть, как они целуются.
Медленно подхожу к ним и останавливаюсь чуть поодаль от мамы.
— Анна, — мужской баритон мягкий и приятный. — Я так рад тебя видеть!
Замечаю, что у мужчины нет акцента, который бывает у иностранцев, изучавшим русский язык. Буквы он произносит четко, словно владеет языком с рождения.
— Все хорошо, Вольф, — лебезит мать так нежно, что меня едва ли не начинает тошнить. — Немного задержали рейс, потому что один из пассажиров потерял свой багаж.
Вольфганг улыбается так мило, оголяя ровный ряд зубов, что я едва сдерживаю себя, чтобы не скорчить какую-то рожицу от отвращения. Нет, я, конечно, рада за маму, что она нашла в себе силы двигаться дальше после сложного развода, но… Это уже слишком.
— Это Лия, — легонько тянет меня мать, чтобы я сделала шаг вперед. — Моя дочь.
— Очень приятно познакомиться, — говорит Вольфганг, протягивая мне свою большую ладонь. Я мешкаюсь, потому что не знаю, что делать. Мама едва заметно кивает головой, чтобы я пожала руку мужчине, и я нехотя это делаю. Но мужчина, вместо пожатия, подносит мою кисть к своим губам и целует.
Бу-э. Это слишком… мерзко!
— Ага, и мне приятно, — практически выдавливаю из себя фразу.
— А это мой сын — Теодор.
Тео… что? Его имя сразу же ассоциируется в Тореадором, который носит огромные сомбреро.
Парень выходит из-за спины мужчины, сунув руки в карманы кожаного бомбера. Мы обмениваемся с ним оценивающим взглядом: с ног до головы.
Первое, что я замечаю, так это то, что парень высокий и подтянутый. Скорее всего много времени проводит в спортзалах, тягая железо. Но это не точно… Кудрявые черные волосы игриво опускаются на широкий лоб; невероятно большие голубые глаза, от которых веет холодом, смотрят на меня отчужденно.
Спускаюсь взглядом ниже и замечаю на его шее тонкую золотую цепочку, которая спускается под футболку. Скольжу взглядом дальше, по едва заметным контурам его пресса. На парне дырявые на коленях джинсы и классические черные конверсы.
Как только я вновь поднимаю взгляд вверх, меня встречают ледяные лазурные глаза Теодора. От его взгляда меня аж передергивает.
— Hallo!* (Привет), — произносит он на немецком с такой исчерпывающей интонацией, что мне становится сразу же противно. Теодор сейчас выглядит, как нахохлившийся петух. Но, по правде говоря, его голос очень приятный. Такой рокочущий мужской баритон.
— Hallo! — равнодушно отвечаю ему.
— Нам нужно разменять деньги, а еще взять симкарты и…
— Анна, — останавливает мою маму Вольфганг, и та сразу же замолкает. — Мы все успеем сделать. Не переживай.
— Ладно.
Голос мамы настолько витающий в облаках, что я даже не знаю, как себя вести.
— Пойдем, — говорит мужчина и берет из ее руки ручку чемодана.
Мама следует за мужчиной, а мы с Теодором еще с секунду смотрим друг на друга так, словно заклятые враги. Быть может, я зря так воспринимаю его неподдельное любопытство в свой адрес, однако, что-то мне подсказывает, что Теодор — еще тот говнюк. Ну, знаете, эта знаменитая женская чуйка…
Делаю шаг вперед и практически равняюсь с Тео, как он останавливает меня, прикоснувшись холодной рукой к моей.
— Äh, lass mich dir helfen!* (Давай я тебе помогу.)
Меня передергивает от того, как он это произносит. Слова с придыханием срываются с его уст. Не смотрю на голубоглазого парня, лишь тихо отвечаю:
— Vielen Dank…* (Большое спасибо).
Теодор легко перехватывает у меня ручку чемодана и идет вслед за отцом. Его шаги очень размашистые, поэтому мне приходится делать два-три шажка, чтобы хоть как-то поравняться с ним.
Аэропорт достаточно оживлен в это время суток. Кто-то бежит, опаздывая на рейс, практически крича о том, чтобы его пропустили, и попутно добавляя в конце извинения. Кто-то сладко сопит на жестких сиденьях, кто-то обнимается, торопливо прощаясь. Наши родители идут и что-то обсуждают на немецком. А мне просто хочется от всего этого куда-нибудь сбежать. Ощущаю себя не в своей тарелке.
Смотрю в
