Юля, отдавая мне Тимурика.
С его помощью мы смогли отвлечь Ясю, параллельно объяснив, что папа просто очень сильно переживает. Насторожил немного тот факт, что племянница пожаловалась немного на частые скандалы родителей. Что им с братом даже страшно становилось, и они прятались в своей комнате. По словам племянницы папа часто приходит домой очень поздно, а мама в его отсутствие очень много плачет.
— Это бывает, Ясь, — успокаивает сестра Оли. — Родители иногда ругаются, но потом же опять мирятся.
Яся быстро успокоилась, поэтому я и не стала раздувать из мухи слона. Чего не покажется ребенку в его еще несформированном мирке.
— Валите все! — кричит Кеша, и Юра с Юлей появились на лестнице.
На крики сына пришла тетя Мила с моей мамой, которые все это время тихо беседовали на кухне с родителями снохи Оли.
— Это еще что такое?! — тетя Мила как всегда уперла руки в боки и сурово посмотрела на Юру.
— Ничего, мама, — отвечает за него Юля. — Все как всегда. Мы домой поедем.
Юра хмурится. Тетя Мила тоже. Но на ее лице быстро возникает недоумение, когда она слышит сверху:
— Все валите! Чтобы никого здесь не было!
Тут же раздается звук битого стекла. Меня это слегка пугает, потому как я опасаюсь, что сейчас проснется Оля. В ее положении подобное наблюдать не следует. Да и отдохнуть нужно.
— Тааак, — тянет тетя Мила, — пепельницы в ход пошли…
Тетя не стала медлить, а поспешила наверх. Минуты не прошло, как наверху стало тихо. Это неудивительно. Мои братья, хоть и достаточно взрослые уже, а маму свою уважают. Еще больше уважают и почитают отца. Но у дяди стало «шалить» сердце, поэтому тетя берет воспитание уже взрослых детей на себя.
Оля кажется не проснулась. Поэтому немного успокаиваюсь. За нее, наверное, я переживаю больше всего. Ведь совсем недавно сама была беременной. Знаю и хорошо еще помню, каково это.
— Вроде спать пошел, — объясняет тетя, что происходит наверху. — И вы давайте все идите домой. Отдыхайте. Всем сейчас тяжело.
Сестра Оли быстро спохватывается и уходит, попрощавшись со всеми. Ее муж и старший сын ждут в беседке во дворе. Машина Юры и Юли уже отъезжает. Тут же прощаются родители Оли. Они старше моей тети с мужем, поэтому им пришлось немного тяжелее без сна и отдыха. Как оказалось, старшая сестра Оли с семьей еще не уехала, поэтому они забрали родителей с собой. В итоге остались только мы с мамой и Тимуриком, не знающие, куда деваться.
Но не знала только я. Мама уже давно все решила.
— Поехали, Катюш, — зовет она меня.
— Куда? — спрашиваю сразу.
— Любань, да куда ты собралась? — начинает будто ругаться тетя Мила. — Да зачем тебе это надо? Места что ли нет? Хоть здесь оставайтесь, хоть к нам езжайте. Хоть к Дусе. Она вас с Ниной ждет, велела вас к ним выпроводить, как вы здесь нагоститесь.
— Нет, Мил, — отрезает мама, держа в руках незнакомые мне ключи. — Тянет меня туда и все.
Глава 4. Андрей
— Мам! Мама… Мам, так нельзя. Тебя отпустили домой по подписке о невыезде из города. А не под запрет выхода из комнаты!
Два дня пытаюсь вызволить ее из комнаты. Ничего не получается. Понимаю, что происшествие не просто печальное, а ужаснейшее. Но это же не значит, что она должна вот так вот сидеть у себя и не выходить. В ее комнате, конечно, есть отдельная ванная. Она и воды там попить может. Но два дня без еды…
— Мам! — стучу в дверь, но она не открывает. — Мам, если ты раздетая, оденься! Я захожу!
Поворачиваю ручку, но дверь заперта. Почему? Вот только два часа назад была открыта.
Мама уже два дня лежит и плачет. Она даже не переоделась с того дня, когда все произошло. Понимаю, что ситуация просто ужасная. Но это не значит, что она должна сама же себя доводить до сердечного приступа. Два дня взаперти, конечно, опаснее для полного обезвоживания. Но это меня только расстраивало. Не пугало. Ровно до ситуации, возникшей сейчас. Больше всего пугает закрытая дверь, которая закрылась на ключ лишь за последние два часа. А что если?..
— Мам, открой! Мам, я сейчас дверь сломаю! — выкрикиваю в сердцах, но понимаю, что нужно уже выламывать замок.
И я даже успел отойти немного, чтобы разогнаться, но дальнейших действий совершать не пришлось. Мама медленно открывает дверь и тут же уходит обратно на кровать.
Вхожу. Ничего не изменилось. Кровать по-прежнему заправлена. Мама лежит в той же одежде, в чем была позавчера, прямо на покрывале. В итоге красная блузка с цветами слилась с красным покрывалом. Бледность лица выдает тот факт, что на кровати кто-то лежит.
— Зачем дверь закрыла? — мне даже дышать тяжело от представления, что она могла здесь сотворить.
— Чтобы ты не мешал…
Ладно, если так. А так, скорее всего, и есть. Не думаю, что мама сейчас совершит что-то с собой. Корить себя будет, ругать. Это да. Но как адвокат по профессии, ответит по всей строгости закона. Ведь она всегда говорила, что суицидники — это слабые люди. Не желающие отвечать за свои поступки должным образом. А должный образ в понимании матери — это именно по закону.
— А я тебе мешаю? — не зная, что спросить, задаю абстрактный вопрос.
— Есть немного…
Голос мамы тихий. Еле слышный. Но она вот уже два дня говорит чистую правду. Такую, как она есть. Вот и сейчас она не стала обходить острые углы, говоря о желании побыть одной. Она просто прямо указывает на тот факт, что я ей надоел.
— Тогда зачем сейчас открыла?
— Чтобы ты случайно себе ключицу не сломал.
Изменений нет ни в голосе, ни в интонации. Все безжизненно, как и ее лицо. Страшно такое говорить, но ее уже можно саму в гроб класть.
— Мам, ты хоть разденься что ли… Смени обстановку. Ляг под покрывало.
Она слышит меня, но не реагирует. Поэтому мне ничего не остается, как развернуться и выйти из комнаты.
В последующие три часа я зашел к ней в комнату раз шесть. Приносил чай. Куриный бульон. Даже научился жарить оладушки по ее рецепту, найдя в кухонном шкафу блокнот с рецептами, которые мама выписывала всю свою жизнь. Впрочем, на оладушки она отреагировала.
— Молодец, сынок, — грустно произносит она. — Учись готовить себе самостоятельно. Скоро мама пропадет надолго. А может и навсегда.
Да что же это такое!
Она уже не плачет. Видимо, выплакала все, что можно было
