и получится.
* * *
Профессор вынул из кармана пистолет и незаметно под столом протянул его Потрошителю:
– Возьми это. Там обои отходят от стены. Спрячь.
– Ты с ума сошел!
– Теперь командую я. Щенок! Из третьей конспиративной квартиры!
Тот послушно взял пистолет и спрятал за обои.
* * *
Парень в майке с Че Геварой подошел к доктору Бесá:
– Здравствуйте, доктор.
– О, это вы! Я вас не узнала.
– Это плохо, что вы сюда попали. Вас, наверное, ждут больные.
– Ну так выпустите меня.
– Мы женщин не тронем. Вы с вашей подругой можете не волноваться.
– Как ваша мать?
– Она умерла.
– Извините.
* * *
Главный подозвал женщину в джинсовой юбке:
– Проверь всех, Юла.
Женщина в джинсовой куртке, которую он назвал Юла, отдала гранату Рыжему, тот поставил чемодан на пол и уселся около двери вместе с «Че Геварой».
Юла встала в центре зала:
– Прошу всех предъявить документы и сдать оружие. Покажите сумки. Мы не сделаем вам ничего плохого. Однако в случае каких-либо действий, мешающих проведению нашей операции, будем вынуждены применить силу без предупреждения[1].
Проверка
Юла и Рыжий начали обход.
Подошли к столику, где сидели Профессор и Потрошитель. Те молча предъявили документы.
– Оружие?
– Нет, – ответили оба.
Потом доктор Бесá и пришедшая с ней девушка.
– Документы. Оружие. Откройте сумочки.
Журналист и Акиндиновы.
Юла взяла паспорт Аркадия:
– Русский?
– Да.
– Мы это учтем. Но пока, пожалуйста, посидите со всеми.
– Хорошо.
– Спасибо и сожалею.
Детектив и актриса Люси.
Юла взяла сумочку Люси:
– Вас, мадмуазель, я знаю. Тем не менее, покажите удостоверение личности.
Она начала рассматривать удостоверение личности.
– Там мое настоящее имя, – заспешила Люси, – а Люси – это псевдоним.
– Я понимаю. Возьмите удостоверение.
Потом Хозяйка, папаша Фуко. Студент.
– Удостоверения личности. Оружие.
Рыжий намеревался подойти к Поэтессе. Юла его остановила:
– Потом.
– Потом – так потом.
– Все. Спасибо. Проверка закончилась.
Рыжий вернулся к бару и уселся рядом с «Че Геварой».
Трижды умноженное на подвиг
Юла подошла к столику, за которым сидела Поэтесса.
– Вот мы и встретились.
– Если я скажу, что встреча меня радует, ты не поверишь.
– Не поверю.
– Выбраться бы отсюда живой. У меня дочка.
– Не бойся, тебя мы не тронем… Дочка, говоришь… А муж есть?
– Мужа нет.
– А у меня наоборот: муж есть, а детей нет… Не муж, а человек, которого я люблю. И он меня любит.
– Тогда у вас все впереди. Будут дети.
– Он – в тюрьме. Мы здесь из-за него.
– Извини, я не знала.
– Странно… Думая о нем, я вспоминаю твои стихи. Правда, странно: человека не любишь, а его стихи нравятся?
– Я тебе ничего плохого не делала.
– Мы – разные, понимаешь, разные. Ты меня не поймешь.
– Я действительно не понимаю тех, кто убивает.
– Если бы судьи не приговаривали, палачи бы не убивали. Ты думаешь, нам нравится убивать? Но мы идем на это, потому что верим в счастливое будущее. В далекую свободу.
– Так можно начать сочувствовать коршуну, которому приходится питаться печенью Прометея.
– Мы хотим изменить мир.
– Мир изменить нельзя. История – это поезд. А вы толкаете ногами стенки купе и думаете, что таким образом ускорите ход поезда.
– Время нас рассудит… Как там у тебя? «Люби мою радость, люби мой гнев»… Помнишь?
– Помню.
Люби мою радость, люби мой гнев,
Забудь, что пол у нас разный.
Наша любовь – как горящая нефть.
Чистое пламя из лужи грязной.
Наша любовь – это мысли сгусток,
Путника путь и погонщика покрик.
Наша любовь – это искусство,
Трижды умноженное на подвиг!
– Трижды умноженное на подвиг, – повторила Юла. – Это ты сказала: «На подвиг». А должна была сказать я.
Пингвины могут спать спокойно
Главный сел за столик папаши Фуко:
– Ну что, господин бывший единомышленник, теперь твои секретари по парламентам заседают, с министрами за ручку здороваются… А помнишь, лет двадцать назад мы с тобой в Москве «Долой империализм!», «Да здравствует Че Гевара!» вместе кричали. Забыл?
– Было другое время.
– Правда победит. Правда всегда побеждает.
– Это верно. Только у каждого – свое представление о том, что считать правдой.
– Правда – она одна. Настоящая. Остальное – подделки. Помнишь, как после митинга против войны во Вьетнаме нас забрали в полицию?
– Помню.
– Я до сих пор не могу понять, почему всех держали два дня, а тебя сразу выпустили.
– Командир патруля имел виды на мою сестру.
– Как она?
– Уже два года как ее нет.
– Прости. Я не знал.
Главный встал и ушел. К папаше Фуко подсела Хозяйка:
– Что он говорил?
– Ничего интересного.
– Что дальше будет?
– Не знаю. Боишься?
– Боюсь.
– Женщин они не тронут.
– А тебя?
– И меня не тронут. Они меня знают. Мы с ними хоть и разошлись, но левых они не трогают.
– А Анри? Мой будущий зять. Он ведь левый.
– Даже слишком. Пингвины могут спать спокойно.
Фотография пятилетней давности
Филипп внимательно рассматривал Аркадия. Тот удивился:
– Вы по-прежнему ищете сходство между нами.
– Я ищу сходство между вами и вашей фотографией на визе. Мне ее показали, перед тем как я пришел сюда. Правда, это фотография пятилетней давности.
– Я очень изменился за эти пять лет? Постарел?
– Просто вы не похожи на свою фотографию.
– Здесь очень плохое освещение.
– Я сегодня утром получил справку о том, что гражданин России Аркадий Акиндинов выехал из нашей страны пять лет назад и после этого границу не пересекал. Более того, господин Акиндинов за последние годы ни разу не обращался за визой в наши представительства за рубежом.
– Вы говорите ужасные вещи.
– Нам стало известно, что здесь, в кафе, назначена встреча перекупщика наркотиков с крупным поставщиком. Мы хотели узнать, почему прибывший без документов к нам в страну господин Акиндинов хочет встретиться со мной именно в этом кафе и именно на то время, когда назначена встреча перекупщика с поставщиком.
– Вот как? – удивился Аркадий. – И какую роль вы мне отводите? Перекупщика или поставщика?
– Скорее, перекупщика. Потому что поставщика мы знаем. За ним неотступно следует наш агент.
– И оба они в этом зале?
– Да. И поставщик, и наш агент – оба в этом зале.
Вмешался журналист:
– И все-таки я не понимаю. Если господин Аркадий – крупный перекупщик, зачем он пригласил меня? В первый раз вижу перекупщика наркотиков, который совершает свои сделки в присутствии прессы.
– Мы не знали,
