Книга Чёрный утёс - Лука Каримова

Глава 2

Черный утес

Шестнадцать лет назад

В тот весенний день Йоханес лежал на траве, греясь под редкими солнечными лучами, пробивающимися сквозь хмурые тучи. Он покусывал травинку, лениво глядя на стадо овец: желтоватые, светло-серые «клубочки» шерсти пощипывали сочный клевер, усеявший весь холм. Время от времени животные блеяли друг на друга, будто переговариваясь, и старались оттеснить собратьев от самых лакомых участков травы.

Йохан ненавидел Черный утес и мечтал покинуть его, вырваться из затхлости вечного тумана и отправиться на юг, где всегда было по-летнему тепло, быстрее созревал урожай, пахло лавандой и персиками. Люди из столицы доставляли продукты на продажу в деревни Черного утеса.

Весна на север приходила поздно, а летом становилось едва ли теплее. Большую часть года стояла хмурая погода, в воздухе витали запахи сырости и тлена, ночной холод пробирался даже под теплые овечьи шкуры. В особо сильные морозы рыбаки находили в морских пещерах окоченевшие тела нищих: несчастные пытались согреться у жалкого костра, но погибали от холода во сне. Даже мурены морской колдуньи не позарились бы на их костлявые тела. Жители держались подальше от пещер и гротов, страшась не столько холодной смерти, сколько встречи с колдуньей. Одни представляли ее клыкастой женщиной с рыбьим хвостом, другие – с многочисленными щупальцами осьминога, а третьи и вовсе считали ее тем самым туманом, круглый год окутывающим и Черный утес, и мрачный замок. Белесый смог просачивался в самые узкие щели, принося в дома кошмары и легочную немочь.

В дни, когда туман превращался в непроницаемую стену, а стекла от мороза покрывались инеем, Йохан сидел с отцом у очага, ел горячую кашу на сливочном масле и пил теплое молоко. Мельник поглядывал в окно, за которым виднелись очертания черных шпилей замка, и ворчал:

– Даже будь я богат, как наш мясник, ни за что бы не променял свой дом на это страшилище. Ледяной камень. Там, поди, еще холоднее, чем в могиле. Стены будто в копоти, окна не пропускают ни одного лучика света, а во время прилива подвалы затапливает, превращая замок в водяную темницу. Уж лучше жить в нашем простом, но уютном доме, где на столе всегда есть горячий хлеб, в кувшине пряное вино, а зимой овцам теплее в хлеву, нежели людям в богатом замке. Хотя, что от тех богатств могло остаться? Все давно истлело от сырости, пожрано солью или облеплено моллюсками.

Время от времени отцу приходилось запрягать телегу и самому отправляться к южной границе за зерном. Он возвращался поздно ночью, в холод, в непогоду. Привозил мешки, и мельница начинала поскрипывать, напевая тогда еще маленькому Йоханесу свою колыбельную.

Сколько Йохан себя помнил, мельница всегда работала. Днем и ночью отец молол зерно, чтобы потратить деньги на обучение единственного сына.

По утрам мальчик замечал белые мучные следы на полу и шел по ним, как по тропинке, в спальню, где крепко спал отец. Забирал его одежду, уносил на улицу и чистил. У них не было никого ближе друг друга. Если отец проводил на мельнице весь день, Йоханес хлопотал по дому, разделывал пойманного зайца или купленную на рынке селедку. Они не смели приближаться к морю, брать его дары. Йохан любил слушать байки отца о временах, когда стихия благоволила их семье, но после того, как старый рыбак, позже ставший мельником, по случайности выловил черную мурену, стихия отвернулась от него. Тогда он не знал, что вытянул сетями питомца морской колдуньи, зажарил и накормил беременную жену. Йохан родился раньше срока и был очень слаб. Переживая вину за судьбу ребенка, жена мельника бросилась с утеса. Вдовец не посмел приблизиться к воде, чтобы найти тело и похоронить супругу как полагается. Работа на мельнице укрепила слабое здоровье Йоханеса, морской воздух и физический труд закалили его. Но тонкие черты лица, золотистые волосы и глубоко посаженные серые глаза придавали ему женственный вид. Мельник сумел дать сыну неплохое образование, не хуже, чем у детей зажиточных торговцев.

Громкое блеянье заставило юношу вздрогнуть. Прищурившись, он осмотрел стадо и, не досчитавшись одной овцы, поднялся с травы и бросился на плач животного.

– Куда ты забралась? – негодовал Йоханес, спускаясь по холму к каменным пикам. Трава становилась реже, земля расступилась, из черных расщелин эхом доносилось блеяние овцы.

– Морская ведьма тебя раздери, как ты умудрилась туда упасть? – цепляясь за выступы, юноша юркнул в щель. Пригибаясь, и осторожно ступая по растрескавшейся земле, он стал спускаться, пока не достиг неровных каменных плит. С каждым шагом запах сырости и подгнивающих водорослей усиливался. Йохана подташнивало от витающих в воздухе ароматов, к которым примешалось что-то знакомое, будто он очутился в лавке мясника.

Йохан сглотнул ком в горле и прижал ладонь к дрожащим губам. На гладком камне сидела русалка. Подле ее склизкого хвоста валялась перепачканная в крови шкура несчастной овечки.

Русалка одарила Йохана заинтересованным взглядом и осклабилась. Ее руки с серебристой чешуей по локоть были обагрены кровью, она сжимала в когтях овечье сердце, поедая его, словно яблоко.

– Ну здравствуй, красавчик. – За спиной русалки всколыхнулся гладкий плавник. Чернильно-черные глаза моргнули, сменившись обычными, человеческими, и в зрачках блеснули веселые искорки. Овечье сердце упало на песок, откатившись к ногам Йоханеса. – И чего же ты хочешь за встречу с морской колдуньей?

Нокте

Густой туман окутывал берег, не позволяя разглядеть ни шпилей замка, ни даже неба. Зеленовато-синие клубы растекались вдоль черного песка, скрывая оставленные Нокте следы. В такую погоду люди прятались по домам, боясь задохнуться от удушливых испарений, затеряться и сорваться с утеса в морскую пучину.

Вода словно замерла. Ни шума волн, ни криков чаек. Черный утес погрузился в сон, нарушаемый лишь тихими шагами Нокте. Течение принесло с юга тепло, и море согревало босые ноги девушки. В тишине раздался едва уловимый свист, и в тумане зажегся огонек.

Агнес оставила на подоконнике свечу, заботясь, чтобы госпожа нашла дорогу к замку. Служанку обрадовал аппетит Нокте: уже который день та нормально ела. Старуха даже перестала ворчать на непогоду.

Нокте с наслаждением улыбнулась: просачивающийся сквозь пальцы песок позволял боли в ногах утихнуть. Сделав шаг, девушка замерла, всматриваясь в странный серебристосерый цветок, раскрывающийся ей навстречу и трепещущий многочисленными лепестками.

Склонив голову на бок, Нокте